Могила Густава Эрикссона

Незадолго до шымкентского вояжа Жору рядом с домом прихватили участковые. А у него в куртке был (обращу внимание: был, а не был подкинут) переделанный под стрельбу боевыми патронами «Фроммер – 37». Участковые из районного отдела «Вешняки», конечно, что-то о Жоре Ташкентском слышали, но даже не подозревали, что если его поймать, можно получить пенсию сразу лет за десять. Радости их не было придела. Уважаемого Георгия Николаевича отпустили под подписку о невыезде, а дело легло мёртвым грузом в вешняковском дознании. Сорокин тут же слинял в Казахстан. Бедные дознаватели решили, что объявлять человека в Федеральный Розыск по 222-й – геморрой, и не нашли ничего изящней, как приостановить дело за неустановлением лица.

Когда я всё это откопал, я полдня танцевал самбу у себя в кабинете. У меня на руках было готовое уголовное дело с крепкой доказухой на моего фигуранта. И надо отдать должное Жоре, поскольку пистолет был реально его, он этого и не отрицал. Теперь оставалось Сороку только тормознуть.

А дружил наш Георгий Николаевич с Вовой Питерским. Да, да, с тем самым Вовой, за которого меня принял со страху в Белоомуте несчастный Белый. Игорь Анатольевич Глазнев со всякой мусорской шелупонью, типа меня, никогда отношений не поддерживал. Но общаться с высокопоставленным сотрудником Департамента Уголовного Розыска МВД – это же совсем другое дело! Вот на этого уважаемого человека из ДепУРа я и вышел. Ему нужна была палка за привлечение к уголовной ответственности лица категории «вор в законе». А мне за кем пойдёт палка, было наплевать, у меня план закрывался посадкой подучётника. И мы расстались с коллегой из Министерства довольные друг другом.

Чёрный день для Жоры Ташкентского был помечен в календаре. Уголовное дело извлекли из небытия и отдали в производство аж целому начальнику отделения нашего окружного следственного управления. Потомок белочехов Серёга Гаек терпеть не мог следаков, разваливающих дела за деньги невинно обвинённых граждан. Но у каждого свой бизнес, в том числе и у безбашенного Гаека. Я полагаю, если бы наш отдел мог забашлять достаточно, Серёга не побоялся бы закрыть и кого-нибудь из правительства.

А 6-го марта, когда Гаек томился бездельем у меня в кабинете и распевал белочешские народные песни, Вова Питерский предложил Сороке скрасить время на турбазе в Есино, где их и упаковали доблестные сотрудники ДепУРа. Игоря Анатольевича задокументировали и отпустили укреплять воровские традиции, а несчастного Георгия Николаевича привезли ко мне в гости, где он сразу почуял неладное. Больше всего ему не понравился потомок белочехов. По своему богатому жизненному опыту Жора знал, что разговаривать со следователями можно и нужно. Правда, чревато это излишними тратами, но воля стоит денег. Но не знал Ташкент, что взятки, оказывается, можно брать не только с подозреваемых и обвиняемых, но и с сотрудников оперативных служб. А зарядили мы Серёгу Гаека настолько под завязку, что по сравнению с ним я выглядел даже не добрым полицейским, а прямо-таки близким Жоры.

Очень скоро после общения с Гаеком Сорокин уяснил, что дело – швах, и придётся на ровном месте отъезжать в командировку. И когда Серёга почапал облегчиться, и мы остались в кабинете одни, он посмотрел мне в глаза и сказал вкрадчиво:

– Слышь, мусор! Я же вижу, ты правильный пассажир по жизни. Мне сейчас отъезжать никак нельзя. На, возьми котлы и отпусти.

И он протянул мне свои золотые часы «Ролекс». Я смотрел потом по каталогу, такая модель стоит 45 тысяч евро. Но и без каталога было видно – котлы дорогие. Глумиться над людьми я не люблю. Это не моё. Поэтому ответил честно:

– Прости, Жор, не отпущу. Гаек – херня, ДепУРовец – тоже херня. Я инициатор твоей командировки. Сам смекни, заварить всё это, а потом тебя отпустить – глупо.

– Ну, как знаешь, – Сорокин говорил серьёзно, без своих обычных придурей. – Жизнь – штука сложная и поворачивается к нам неожиданными ракурсами. Смотри, не пожалей потом…

Эх, кабы знал я, что за счастливая жизнь ждёт меня после отставки…

Гаеку надо отдать должное, он был мастером своего дела. И на суде Жоре по трём гусям выписали больше большего, нарезали три года и девять месяцев. И вот теперь этот человек подсаживается за мой столик и спрашивает за моё здоровьице.

……….

– А здоровьице моё неважно: то лапы болят, то хвост отваливается. А намедни я линять начал… Коньячку-то со мной выпьешь? – предложил я вежливо.

– Отчего бы и нет? – согласился Жора. – Да, Юрий Владимирович, чего-то не молодеем мы…

– Как говорил один мой кореш, се ля ви. Как живешь, Георгий Николаевич?

– Да как живу… Ты лучше руки покажи.

– А что такого интересного в моих руках? – спросил я, растопыривая кисти.

– А где ж перстни то? – спросил Жора озадаченно.

– Что-то не пойму я тебя, Ташкент, какие перстни? – спросил я как можно спокойней.

Только этого мне сейчас и не хватало. Слухом земля полнится. Крестничек у меня очень не простой, и получить от него аргументированную предъяву…