— Нет, — покачал головой шрамолицый, — я не маг. Я кто похуже, к моему сожалению. — Он скорбно улыбнулся. — Ладно, не хотите пить, хрен с вами, я узнал, что нужно. — Шрамолицый пристально взглянул на Валлая, и рубаке вновь стало не по себе. — Дело в надёжных руках. Начните, а я, если будет потребность, помогу. Но послушай, еда Костлявой, есть один могильщик… как бы его описать? Скорбная бледная рожа, длинный сломанный нос, волосы как у девки перед замужеством, разве что не в косу заплетены, шляпа и плащ — чёрные. Увидишь, не ошибёшься. Вот его пока трогать не нужно. Пока. Если понадобится, я его сам найду и убью и, поверь, сделаю это вернее тебя, вон его, вот этого пьяного, жрецов Единого, Олистера и кого вы там ещё поминали, вместе взятых. Или я при встрече скажу тебе, что его можно убить, если таковая случится, и если у меня самого на это не будет времени. А пока у меня на него планы. Ясненько?
Валлай выдержал взгляд. С диким трудом, но выдержал.
— А если нет? — сказал он и попытался изобразить улыбку. — Что сделаешь, если я найду его прежде тебя и убью?
Шрамолицый расхохотался. Парень, которому было едва за двадцать, окончательно превратился в древнего старика с молодым лицом. До усрачки жуткого старика, хотя, казалось бы, в его внешности нет ничего даже отталкивающего, не то что пугающего.
— Говорю же, интересный ты парень, — произнёс шрамолицый, отсмеявшись и утерев выступившие в уголках глаз слёзы кулаком. — Но не настолько. Если сделаешь это вперёд меня, или кто другой сделает, будешь или будет завидовать чёрной завистью парню на дыбе, которого вот-вот обмакнут в кипяток, снимут ему кожу, кастрируют, разорвут тело крюками, выпотрошат кишки и, в конце концов, четвертуют. Чёрной завистью будешь завидовать. Уяснил?
Шрамолицый поднялся и, забрав свою кружку, ушёл. И буквально растворился в толпе, хотя Валлай не отводил от его спины взгляда.
— Это что за хер такой был? — буквально прорычал Скрит.
— Кажется, маг.
— Какого хрена? И что за могильщик такой с бледной рожей?
— Тот, кого жрецы Единого ищут с прошлой осени, — блекло улыбнулся рубака. — И за которого назначили такую награду, что правнукам прожить хватит. Можно сказать, первый, кого мы в принципе должны убить.
— И что теперь? Не знаю, как тебя, а меня в какой-то момент проняло. А чтобы меня проняло…
Валлай кивнул.
— Меня тоже. И я не знаю, что делать. Надеяться, что не встретим его, и выбросить этого со шрамом из головы?
Скрит поёжился и, кивнув, принялся жадно пить пиво.
Ульге поднял голову и, уставившись на рубаку, почти трезвым голосом произнёс:
— Я обоссался.
***
Тот, кто когда-то звался Карпре, неспешно прогуливался у торгового ряда. Воспоминания, которые были одновременно и чужими, и его собственными неспешно сменялись в его голове. Перед глазами до сих пор стояла беснующаяся толпа, каждый в которой пытался сначала набить морду любому, до кого сможет дотянуться, а после — тому, кто вызвал эту ярость. Но тот, кто когда-то был Кронле, уже сбежал. Существу — части существа — живущему в тот момент в его теле, это тоже казалось забавным. Да и той части, что сейчас находилась в теле Карпре, — тоже. В конце концов, они были лишь гостями в этих телах, проживших долгую жизнь, и невольно перенимали большую часть личности носителя.
Но в первую очередь его интересовала мощь, следы которой, пусть и хорошо замаскированные, он чувствовал и в прошлом году, и сейчас. А значит, существо, которое он — они — искали, не было гостем в этих торговых рядах. Оно появлялось здесь постоянно.
Поэтому тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, бродил среди рядов, принюхиваясь, выискивая хотя бы следы, которые обязательно должны были остаться во время питания этого существа. Пока, наконец, не остановился у прилавка, за которым старик продавал готовый суп.
— Миску супа, — сказал он, стукая ребром осьмушки о прилавок, — и край хлеба. И нагреби-ка со дна, не обижай уставшего путника.
— Всем нагребаю по-честному, — произнёс торговец, улыбаясь. — Издалека путь держишь?
— Издалека.
Тот, чьё тело когда-то принадлежало Карпре, принял миску и принялся жадно есть суп. Неплохой, на самом-то деле. Помимо репы, лука, моркови и клёцок, в супе плавала пара хрящей и жилы, а на зубах как будто даже чувствовались волокна мяса. Выгребя ложкой остатки гущи, не-Карпре допил бульон через край и, вернув старику миску, впился зубами в хлебную корку. Старик, ещё улыбаясь, долил ещё полчерпака и поставил миску на прилавок.
— А куда направляешься? — спросил он, наблюдая за тем, кто жил в теле Карпре, с таким выражением лица, будто тот был его обедающим любимым внучком.
— Именно сюда и держу, — ответил не-Карпре, жадно глотая остатки хлеба и хватая миску. — Понимаешь, Волк был так близко в прошлом году, но прошёл мимо, хотя вертелся в этих краях несколько дней. Чуял, мол, кто-то здесь есть. Но прошёл мимо. А я нашёл. Ты даже не скрываешься, когда пытаешься выжрать часть моей энергии, разве ж так можно?
Лицо торговца не изменилось ни на йоту, но он опустил руки под прилавок.