Могильщик отшатнулся от безголового и вновь повернулся к Гресту. Тот задумчиво изучал правую ладонь, последние капли крови стекали из уголков его рта.
— Как хочешь, — сказал Грест, не глядя на Велиона, и вцепился зубами в указательный палец левой руки.
Раздался треск ломающейся кости. Часть третьей фаланги — всё, что осталось от пальца. Воришка быстро проглотил откушенный палец и жадно впился в средний. У этого он откусил полторы фаланги и принялся, чавкая, пережёвывать. Свежая кровь текла из его рта, не останавливаясь.
— Это ведь ты виноват, Велион, — сказал Грест, жуя. — Да, да. Именно ты. Где перчатки, которые спасли бы меня от этого? — Он помахал руками. — Куда они делись?
Велион хотел ответить ему. Сказать, что так сложилось, ведь он просто не мог пройти мимо умирающего знакомого, пусть и знал его недолго. Что, не вмешайся он, и парень бы погиб. Что он, когда-то отказавшись от судьбы наёмного убийцы, за последние несколько месяцев или убил, или послужил одной из причин смерти стольких людей, сколько, возможно, не убил бы за годы, оставаясь скважечником. Что он и сам толком не понимал в тот момент, почему отдал бывшему воришке перчатки и приказал их надеть, но в то же время чётко осознавал — это было и справедливо, и несправедливо одновременно.
В конце концов, хотел сказать, как он боится одиночества после смерти Элаги. Но его рот словно запечатали сургучом.
— Ты виноват, — сказал Грест, и по его окровавленным щекам побежали первые слёзы. — Ты…
Воришка уселся прямо на снег и разрыдался.
— Я убью тебя, — произнёс он сквозь слёзы.
На этот раз могильщик сумел разлепить губы:
— Попробуй, но если не получится, я убью тебя.
Велион проснулся. Какое-то время он тупо смотрел в потолок, вспоминая детали кошмарного сна, но постепенно они вымывались из его памяти, как это обычно и бывало со снами.
А ведь после гибели Элаги ему вообще ничего не снилось…
Разболелась голова. Учитывая, сколько могильщик вчера выпил, в этом не было ничего удивительного. Попробовал повернуть голову на правый бок, но в виске выстрелила такая вспышка боли, что Велион едва не застонал. Тихонько выругавшись, он опустил с лежака руку, надеясь найти недопитую бутылку, кружку, бурдюк или из чего он там вчера пил. Рука наткнулась на что-то, стоящее рядом. Кажется, деревянное, как минимум шершавое. Велион принялся ощупывать эту вещь. Нащупал кружку и лежащую на боку бутыль. Это вселяло умеренный оптимизм…
Ладно. Собраться. Головная боль — далеко не самое худшее, что с ним приключалось.
Застонав, Велион сел, повернулся и свесил ноги с лежака, сделанного из деревянных ящиков, на которые бросили несколько сшитых собачьих шкур. В глазах плыло, в желудке бурлило, жутко хотелось до ветру. Но всё это подождёт. Сперва нужно найти выпить.
В каморке было слишком темно — свеча давным-давно догорела. Если честно, он даже не помнил, как здесь оказался. Но сколоченный из плохо ошкуренных досок ящик, который, видимо, использовался вчера в качестве стола, он различил даже в этой темноте. Миска с объедками, кружка и оплетённая бутыль, даже ложки нет.
Велион взял кружку и заглянул в неё. Пусто. Поставил. Взял бутыль, поболтал. Тоже пусто. Выругался и лёг обратно.
Впрочем, сегодня оно даже к лучшему.