Мои 99 процентов

– Я и так по уши завалена заказами и никогда в жизни больше не буду снимать людей. Кружки не жалуются. У них не бывает нервных срывов и потекшей туши. И они не оставляют отзывов в Интернете.

– Неужели кто-то оставил отзыв?

Ему никогда не пришло бы в голову погуглить мое имя.

– Разгромный, – коротко отвечаю я.

Судя по всему, я вполне заслуживаю иметь вместо таблички на входной двери лишь дыры от шурупов.

Вела себя непрофессионально. Опоздала. Явилась то ли с похмелья, то ли вообще пьяная. Думала явно о посторонних вещах. Выглядела непрезентабельно. Хамила гостям. Фотографии не в фокусе. Кадрирование никуда не годится. Лишила меня воспоминаний о самом лучшем дне моей жизни. Я намерена связаться со своим адвокатом.

Том благоразумно решает сделать вид, что ни о чем меня просить вовсе не собирался. И правильно, зачем ему рисковать тоже лишиться воспоминаний о самом лучшем дне его жизни.

– Может, если бы я оборудовал тебе студию, ты не бросила бы портретную съемку.

Он устремляет взгляд на длинное узкое здание на той стороне пруда, у изгороди. Чем оно только не служило. Когда-то давным-давно это была плотницкая мастерская дедушки Уильяма, и там до сих пор пахнет сосновыми досками. Лоретта любила сидеть в мастерской в раскладном кресле с чашкой кофе в руке и думать о дедушке. Мастерскую предполагалось переоборудовать в фотостудию для меня, а до этого – в гадальную комнату для Лоретты. Однажды летом Том даже облицевал стены изнутри и постелил ковролин, после чего Альдо перебросил его на другой объект, а за ним на следующий и еще на следующий. А моя недоделанная фотостудия так и осталась висеть у Тома над душой.

– Не вини себя, – говорю я, – но, кажется, уже слишком поздно. Тебе было не до того. Я не из-за тебя решила сменить область деятельности.

Ну, то есть, строго говоря, из-за него, но ему знать об этом вовсе не обязательно. Я и до того уже катилась по наклонной.

– Если бы ты позвонила мне, я бы приехал, – с еле уловимым оттенком упрека в голосе говорит он. – Ты ведь знаешь, что приехал бы.

– Не переживай так. Ты оказываешься рядом ровно тогда, когда нужен мне больше всего. Всегда.

Патти стоит на берегу затянутого тиной пруда. Ее передняя лапка поднимается. Я беру ее на руки и целую маленькую выпуклую головку. Из окна хозяйственной комнаты на меня смотрит Диана с таким выражением морды, которое больше всего напоминает кошачью версию «Крика».

Я прижимаю собачонку к себе:

– Патти, ты должна прекратить заигрывать с опасностью.

– И это говорит девушка, живущая в доме с проводкой, которая в любой момент может загореться. – Том протягивает мне свой блокнот и принимается раскладывать стремянку. – В голове не укладывается, что Лоретта жила в этом доме. Почему она не попросила меня отремонтировать его много лет назад? – Он начинает горячиться. – Как можно было жить в доме с таким количеством проблем?

Я против воли начинаю смеяться.

– Ей не нужен был геморрой с ремонтом. Она говорила, цитирую: «Потом сама со всем этим разберешься».

Я пролистываю последние несколько страниц, исписанных его почерком. Я почти уже забыла, как он выглядит: квадратные буквы, четкие прямые линии, интригующие сокращения. Какие-то стрелочки вверх и вниз, измерения, прикидки по стоимости. Страницы за страницами плохих новостей.

– И потом, она считала проблемы изюминками этого дома. Собственно, так оно и есть.

– Ты так похожа на свою бабушку, что это даже пугает. – Том прислоняет лестницу к стене. – Пожалуйста, дай слово, что не будешь прикасаться к розеткам. И предсказывать мне судьбу.

– Я умею управляться с этим домом. Не забывай, бóльшую часть своей жизни я проводила здесь. Каждый лыжный сезон.

Мои родители обожают скатываться с заснеженных горных склонов в одинаковых дутых комбинезонах. Интересно было бы попробовать, каково это.

– Ты меня ненавидела?

Он отправлялся в эти поездки вместо меня. А я оставалась с Лореттой, фотографировала, пока не уходил свет, и читала книжки у камина в обнимку с вазочкой с конфетами. Неплохое времяпрепровождение, но все же не модный горнолыжный курорт.

– Нет, – качаю я головой, – я радовалась за тебя.

Я радовалась, что все вы получали возможность немножко пожить нормальной жизнью, без оглядки на мои болячки.

– Радовалась за меня, потому что я был бедным, – сухим тоном произносит Том, потом окидывает лестницу взглядом и ставит ногу на нижнюю ступеньку. – Радовалась, что твои родители проявляли невероятное великодушие и всюду брали меня с собой.

– Нет, я радовалась, потому что, когда все куда-то едут, а ты остаешься дома, это страшно обидно, и я ни за что тебе такого бы не пожелала.