Мои 99 процентов

– У Алекса в лице нет костей. – (Том переваривает услышанное.) – Нет костей – нет теней. Дарси такое не вдохновляет.

– Но ты все-таки нашла то, что тебя вдохновляет. Это хорошо.

– Ты ради меня пошел плавать. Я решила тоже попытаться что-то ради тебя сделать.

Я открываю на своем ноутбуке папку и показываю Тому свой новый проект:

– Ну, как тебе? Это то, что я снимала по собственной воле.

В свой получасовой перерыв в баре я нащелкала любопытную серию фотографий байкерских бород, татуировок и взглядов из-под насупленных бровей. Поразительно, с какой легкостью эти все брутальные мачо согласились мне позировать.

– Я поняла, насколько интересней снимать лица людей, которых жизнь уже успела побить. Можешь спать спокойно, я больше не буду тебя преследовать. Ты слишком роскошный.

Он польщенно смеется, склонившись над моим плечом к экрану ноутбука, и я чувствую, как его футболка касается моей спины. Медленно прокручиваю по экрану портреты.

– Я в любом случае не собираюсь надолго там задерживаться, но я рада, что мне пришло в голову поснимать этих ребят, пока я работаю. Этот малый сказал, что еще никто никогда не изъявлял желания его сфотографировать.

Я запрокидываю голову и смотрю на выражение, с которым Том рассматривает пугающее лицо на экране. Это та часть моей жизни, которую он ненавидит. Этот грязный, мутный, пугающий притон. Защитнику внутри его отчаянно хочется вытащить меня оттуда, но он заставляет себя выдохнуть.

– Уверен, в полицейской картотеке все-таки имеется пара-тройка его снимков, – замечает он, почесывая подбородок. – Он смотрит в камеру с таким выражением, будто его никогда не фотографировала такая красивая девушка.

Сердце у меня замирает. Секунды на две. Может, даже на три.

– Я хочу поснимать этих ребят на закате на парковке у бара. Ты знал, что нашивки у них на куртках имеют определенное значение, что-то вроде кодов? Я хочу их поснимать. Сама не знаю зачем. Наверное, для коллекции.

– Дарси, осторожно, пожалуйста. Я знаю, ты способна за себя постоять, но все-таки… – Он обрывает себя на полуслове. – Не обязательно тебе это говорить. Для чего тебе могли бы сгодиться эти фотографии?

– Ну, может, для выставки, – с неохотой говорю я.

Тогда, на вручении Росбурговской премии, глядя на Джейми, который очаровывает аудиторию, я почувствовала, как рушится моя мечта о славе и признании. Просто поразительно, насколько отчетливо я это помню до сих пор, несмотря на то что прошло уже столько лет. Мое достижение – пожалуй, пик моей карьеры – было результатом существования моего брата. Глядя, как он позирует под собственным портретом, я почувствовала, как что-то внутри меня надломилось.

– Я только что поняла, что та премия – это худшее, что со мной случалось. Она заставила меня поверить, что без Джейми я ни на что не способна.

Том наклоняется и берет один из отпечатанных экземпляров каталога Трули. Они удались просто на удивление хорошо. Он кладет его мне на клавиатуру.

– Ну, мы оба знаем, что это не так. А что ты скажешь про альбом?

Я задумываюсь. Какой же Том умница!

– Можно начать публиковать часть из них в соцсетях, набрать аудиторию, потом попытаться заключить с каким-нибудь издательством договор на альбом. Я могла бы снимать разные клубы во всех уголках мира.

Его рука обхватывает меня за плечи.

– А еще ты могла бы сосредоточиться на этом клубе и каждую ночь возвращаться в собственную роскошную постель.

– Не волнуйся, паспорта у меня до сих пор так и нет. – Я провожу пальцами по запечатанному конверту. – Все никак руки не доходят купить марку.

Я позволяю себе слегка отклониться назад и прислониться к нему. Самую капельку. И чувствую, как волна удовольствия, пульсируя, начинает изливаться из него в меня. Просто невероятно, что мы способны создать вместе, когда перестаем стараться. Кладу ладонь поверх его запястья и закрываю глаза.

– Ты знаешь, что с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я никогда не жила на одном месте так долго?

– Да, я это знал. Ну и как тебе оседлая жизнь?

– Неплохо. Но я не хочу это признавать. – Я открываю глаза. – Ты ведь тоже не живешь на одном месте.

– Да. И наверное, еще долго не буду.

Его рука соскальзывает с моей ключицы, и мне становится холодно.

– Ты ведь завтра вечером не работаешь, да? – Он резко меняет тему. – Мне тут недавно поставили на вид, что у меня в жизни нет ничего, кроме работы.

– У меня тоже нет. Не надо слушать человека, который не в состоянии ни двух лестничных пролетов пройти, ни салат в холодильнике не сгноить.

В этом полумраке я могу признать правду. Поднявшись, я пытаюсь сбежать от этого неловкого признания – может, нырнуть в пруд, чтобы охладить пылающее лицо? – но он лишь крепче прижимает меня к себе, и это совершенно восхитительно.

– Я с ума схожу от беспокойства за тебя, – шепчет он поверх моей головы.

– Я в полном порядке, – сообщаю я его идеальному сердцу, ровно и сильно бьющемуся рядом с моей щекой.

– Мне всего лишь хочется о тебе заботиться, но с тобой это так трудно.