Мой ангел злой, моя любовь…

И Андрей отпустил ее из рук, не в силах смотреть в эти глаза, не желая показать той боли, ударившей в сердце, от которой стало так тяжело дышать. Он отошел к окну, стал наблюдать, как медленно стекают вниз по стеклу капли дождя, неслышно проливающегося на пару с редкими снежинками на подъезд усадебного дома, на липы, роняющие последние желтые листья на землю. Словно само небо выплакивало его слезы, которые он не смел показать, которые не мог позволить себе ныне.

Анна же осталась стоять на месте, прикрыв глаза, пытаясь справиться с истерикой, поднимающейся откуда-то из груди. Все напряжение последних дней вдруг стало искать выхода, словно не в силах более копиться в ее душе, терзать ее ночами. Поднялась гордо голова, расправилась спина. Пальцы сжались в маленькие кулачки. Я — Аннет Шепелева. Я — Annett, я не Анечка, та доверчивая дурочка, что была когда-то. Более не позволю никогда обидеть себя ничем… ничем! Первой! Только первой ударить! Чтобы потом не сказали, что это ее оставили…!

— Вам нет нужды тревожиться о том, как сия история коснется вас и вашего имени, — холодно и резко, но твердо сказала в напряженную спину, обтянутую сукном светлого мундира. — Я не желаю более, чтобы нас с вами связывали обязательства. Мы не были обручены кольцами под сводами храма, не давали друг другу клятв у аналоя. Господь не дал свершиться той ошибке, уберег вас и меня от нее. Разъединил, невзирая на все усилия…

Андрей даже не повернулся к ней, и Анна разозлилась еще больше, уже буквально задыхалась от злых слов, которые так и срывались с губ, слез, что встали комком в горле.

— Вы свободны от своих обязательств передо мной, Андрей Павлович. Я желаю вам самого лучшего, что Господь только может ниспослать человеку. Более мне сказать вам нечего! Adieu!

Чувствуя, как рвется из горла плач, как уступает ее хладнокровие истерике, мешающей дышать свободно, Анна хотела уйти прочь из диванной, оставляя за этими дверями все свои мечты и надежды, свое разбитое сердце. Но Андрей не дал ей этого сделать — перехватил за руку, когда она быстро пробегала мимо него, резко развернул к себе.

— Pourquoi faire? [429] — тихо шепнул он, не глядя на нее сперва, только после этого тихого шепота, взглянувшего в ее спокойное лицо. И Анна, услышав эти слова, вернулась невольно в тот летний день, когда так встрепенулась душа при известии о его приезде в Милорадово, когда от радости так билось сердце. Кто знал, что пройдет несколько месяцев, и от того времени останутся лишь воспоминания? Скривила губы в попытке удержать слезы, так и норовившие пролиться из глаз, и это движение тут же напомнило Андрею о той усмешке злой и презрительной, которую он так не любил в ней.

— Вы забываете одну единственную вещь, Анна Михайловна, — сказал Андрей тихо, выпуская ее локоть из своих пальцев. — Ни вы, ни я не вправе разорвать обязательства, связывающие нас. Ибо есть нечто, что соединило нас покрепче оглашения. Та самая ночь… вы понимаете, о чем я веду речь.

И верно, как Анна могла забыть? Такой человек, как Андрей, даже по собственному желанию не пойдет наперекор своему слову, своей чести, не запятнает ее таким поступком — сперва лишить невинности, а после оставить. Хотя… разве не об обратном говорил ей некогда Петр? Ныне же она ясно видела, насколько беспочвенны оказались те слухи, и насколько правдивы уверения графини, говорившей еще вчера Анне, что ей нет нужды тревожиться о своей судьбе, что бы ни произошло в ту страшную ночь, когда пряталась в сарае на лугу. Чем вызвала в той только злость от подобных разговоров.

— Неужто вы не поняли? — взъярилась она при этом воспоминании, отходя от Андрея подальше, отводя глаза от пытливого взгляда. Словно прячась от него. — Я не желаю! Я решила!

— Я уже сказал вам, что, невзирая на желания или нежелания, обязательства не могут быть разорваны. Вы — моя невеста, — как ударил этими словами, зло, наотмашь, отчеканив те, выделив каждое из них. — Вы — моя невеста. И только смерть сможет сие исправить! Хотя, быть может, вам в этом повезет, Анна Михайловна, ведь война еще не окончена. Кто ведает, исполнит ли Господь ваше желание? — они долго смотрели друг другу в глаза, скрещивая взгляды в немом поединке, а после Андрей произнес именно те слова, что вдруг выбили ее из столь тщательно удерживаемого спокойствия. — За этим позвольте мне откланяться, сударыня. Je vous laisse [430].