Мой Балканский рубеж. Исповедь русского добровольца

«Сербы на наших горбах выезжают», «сербы русскими все дыры затыкают», – эти тезисы прочно утвердились в сознании почти каждого добровольца. Однако о том, что оказался здесь – не жалеет никто.

* * *

Размечтался, вышагивая в карауле под ясными боснийскими звездами. Вот бы умудриться приехать сюда (разумеется, после победы, разумеется, если сам останусь живым) лет через десять-пятнадцать с кем-то из подросших, уже способных что-то понимать детей. Походить по этой земле, на которой к тому времени раны окопов уже начнут затягиваться. Потрогать эти камни, на которых будут еще заметны следы пуль, предназначавшихся в том числе и мне. Интересно, смогу ли я найти подходящие слова, чтобы объяснить, зачем и почему я оказался здесь весной 1993 года…

Еще интересней, буду ли я правильно понят.

Похоже, подобные мечтания совершенно беспочвенны. Кто знает, что за этот срок произойдет со всем миром и Европой в частности, что случится с государством, на территории которого мы сейчас находимся, какие потрясения переживет наше и без того многострадальное Отечество[17]?

* * *

Сколько продлится война на югославской земле? Этого не знает никто. Но нам кажется, что сербы, с которыми мы делим караульные вахты, выходим в рейды, просто встречаемся в казарме, уже смертельно устали от войны. Они не высказывают этого вслух, но об их усталости говорит все: выражение глаз, интонация речи, замедленные движения. И это несмотря на то, что каждый серб ни на секунду не сомневается в справедливости войны, в святости ее целей. Похоже, что война – самый энергоемкий вид человеческой деятельности, и фронтовая усталость – самая тяжелая усталость. Уверен, термин «смертельная усталость» придуман фронтовиком.

* * *

После боя 12 апреля, после потери тех, с кем делили все, что имели, мы стали немного дружнее. Похоже, сгладились ранее ежедневно проявлявшиеся противоречия между «мужиками» и казаками. Последних здорово осадил факт их неучастия в мясорубке, что пришлась на некогда знаменательную дату советского календаря – День космонавтики. Так получилось, что самые главные события произошли без них. До этого каждый, кто причислял себя к казакам, был твердо уверен, что они в отряде – главные вояки, что все боевые задачи решаются исключительно их, казачьим, потенциалом. «Мужикам» же отводилась роль второстепенной, вспомогательной силы.

Бой 12 апреля разбил эту схему вдрызг. Оборону держали одни «мужики». Держали на «пять с плюсом», грамотно и мужественно. При этом никто потом не стучал себя кулаком в грудь, не кичился своим участием в бою, не кричал: я – герой!

Впрочем, что такое героизм, кого можно называть героем? Извечные вопросы. Наверное, всякий добровольный, осознанный риск человека собственной жизнью во имя высокой цели – это и есть героизм. Если так – то мы все (ни много, ни мало) и есть герои. Любой из нас мог оказаться на месте Кости Богословского, Володи Сафонова, Димы Попова, сложивших свои головы за православных братьев.

* * *

Смотришь по сторонам и понимаешь, что война – уникальное поле, где время, как физически-философская категория, вывернуто и перекручено самым диковинным образом. Отсюда масса курьезов и парадоксов эпохально-временного характера. Взять, к примеру, участников нынешнего сербско-боснийского противостояния. В их распоряжении вполне передовое оружие, «продвинутые» средства связи, данные воздушной, а, возможно, и космической, разведки. Перечисленные факторы – бесспорные приметы нынешнего двадцатого века. А вот бытовые условия воюющих, «сермяжная» окопная действительность… Здесь, похоже, все так же, как было сто, двести, тысячу лет назад. Те же каменные брустверы, ветхие палатки, свининно-фасолевое варево на костре. Никаких примет цивилизации и прогресса! Эпохи сходятся и перекручиваются!

Вспоминается и о другом. Конкретный, прикладной смысл всякой войны (если оставить в стороне высокие идеи и прочие составляющие понятия, такие как «правое дело») – убийство одних людей другими.

Средства убийства постоянно совершенствуются, они отражают все достижения той же самой цивилизации. Приметы этого процесса здесь налицо. Это то же вышеупомянутое современное оружие и все, что с ним связано (прицелы ночного видения, «умные» мины, гранаты наступательные, гранаты оборонительные и т. д. и т. п.).

Вот он, прогресс! Только кровь, что проливается в результате использования этого самого прогресса, – та же самая по цвету, вкусу, составу, что проливалась в боях и битвах сто, двести, тысячу лет назад.

Наверное, и боль, мучения, шок, что испытывает раненый или изувеченный, – вне понятий «время» и «прогресс».

Какая разница, от чего человеку больно: от вошедшей в него пули со смещенным центром тяжести или от впившейся в него же стрелы с коварно изогнутым наконечником? Или отсеченная боевой секирой рука прирастет к телу быстрее, чем рука, оторванная взрывом гаубичного снаряда?