«Мой бедный, бедный мастер…»

– Оставьте это, Петрусь, мы не одни в квартире, и Павел Димитриевич сейчас вернется.

– Каналья, каналья, – ответил ей Иванушка и выбежал на Калан чевскую площадь.

Воланд нырнул в подъезд оригинального дома.

«Так его не поймаешь», – сообразил Иванушка, нахватал из кучи камней и стал садить ими в подъезд. Через минуту он забился трепет но в руках дворника сатанинского вида.

– Ах ты, буржуазное рыло, – сказал дворник, давя Иванушкины ребра, – здесь кооперация, пролетарские дома. Окна зеркальные, медные ручки, штучный паркет, – и начал бить Иванушку, не спеша и сладко.

– Бей, бей! – сказал Иванушка. – Бей, но помни! Не по буржуаз ному рылу лупишь, по пролетарскому. Я ловлю инженера, в ГПУ его доставлю.

При слове «ГПУ» дворник выпустил Иванушку, на колени стал и сказал:

– Прости, Христа ради, распятого же за нас при Понтийском Пилате. Запутались мы на Каланчевской, кого не надо лупим…

Надрав из его бороды волосьев, Иванушка скакнул и выскочил на набережной храма Христа Спасителя. Приятная вонь поднима лась с Москвы-реки вместе с туманом. Иванушка увидел несколько человек мужчин. Они снимали с себя штаны, сидя на камушках. За компанию снял и Иванушка башмаки, носки, рубаху и штаны. Снявши, посидел и поплакал, а мимо него в это время бросались в воду люди и плавали, от удовольствия фыркая. Наплакавшись, Иванушка поднялся и увидел, что нет его носков, башмаков, шта нов и рубахи.

«Украли, – подумал Иванушка, – и быстро, и незаметно»…

Над Храмом в это время зажглась звезда, и побрел Иванушка в од ном белье по набережной, запел громко:

В моем саду растет малина…

А я влюбилась в сукиного сына!

В Москве в это время во всех переулках играли балалайки и гар моники, изредка свистали в свистки, окна были раскрыты и в них го рели оранжевые абажуры…

– Готов, – сказал чей-то бас.

МАНИЯ ФУРИБУНДА

Писательский ресторан, помещавшийся в городе Москве на бульва ре, как раз насупротив памятника знаменитому поэту Александру Ивановичу Житомирскому, отравившемуся в 1933 году осетриной, носил дикое название «Шалаш Грибоедова».

«Шалашом» его почему-то прозвал известный всей Москве нео бузданный лгун Козобоев – театральный рецензент, в день откры тия ресторана напившийся в нем до положения риз.

Всегда у нас так бывает, что глупое слово точно прилипнет к чело веку или вещи, как ярлык. Черт знает, почему «шалаш»?! Возможно, что сыграли здесь роль давившие на алкоголические полушария проклятого Козобоева низкие сводчатые потолки ресторана. Неиз вестно. Известно, что вся Москва стала называть ресторан «Шала шом».

А не будь Козобоева, дом, в коем помещался ресторан, носил бы свое официальное и законное название «Дом Грибоедова», вслед ствие того, что, если опять-таки не лжет Козобоев, дом этот не то принадлежал тетке Грибоедова, не то в нем проживала племянни ца знаменитого драматурга. Впрочем, кажется, никакой тетки у Грибоедова не было, равно так же как и племянницы. Но это и не суть важно. Народный комиссариат просвещения, терзаемый во просом об устройстве дел и жизни советских писателей, количест во коих к тридцатым годам поднялось до угрожающей цифры 4500 человек, из них 3494 проживали в городе Москве, а шесть человек в Ленинграде

ДЕЛО БЫЛО В ГРИБОЕДОВЕ

В вечер той страшной субботы, 14 июня 1943 года, когда потухшее солнце упало за Садовую, а на Патриарших прудах кровь несчастно го Антона Антоновича смешалась с постным маслом на камушке, пи сательский ресторан «Шалаш Грибоедова» был полным-полон.

Почему такое дикое название? Дело вот какого рода: когда коли чество писателей в Союзе, неуклонно возрастая из года в год, нако нец выразилось в угрожающей цифре 5011 человек, из коих 5004 проживало в Москве, а 7 человек в Ленинграде, соответствующее ве домство, озабоченное судьбой служителей муз, отвело им дом.

Дом сей помещался в глубине двора, за садом, и, по словам белле триста Поплавкова, не то принадлежал некогда тетке Грибоедова, не то в доме проживала племянница автора знаменитой комедии.

Заранее предупреждаю, что ни здесь, ни впредь ни малейшей от ветственности за слова Поплавкова я на себя не беру. Жуткий лгун, но талантливейший парнище. Кажется, ни малейшей тетки у Грибо едова не было, равно как и племянницы. Впрочем, желающие могут справиться. Во всяком случае, дом назывался грибоедовским.

Заимев славный двухэтажный дом с колоннами, писательские ор ганизации разместились в нем как надо. Все комнаты верхнего этажа отошли под канцелярии и редакции журналов, зал, где тетка якобы слушала отрывки из «Горя от ума», пошел под публичные заседания, а в подвале открылся ресторан.

В день открытия его Поплавков глянул на расписанные сводча тые потолки и прозвал ресторан «Шалашом».

И с того момента и вплоть до сего дня, когда дом этот стал перед безумным воспаленным моим взором в виде обуглившихся развалин, название «Шалаш Грибоедова» прилипло к зданию и в историю пе рейдет.