«Мой бедный, бедный мастер…»

– И вы любите его, как я вижу, – сказал Владимир Миронович, прищурившись.

– Кого?

– Иисуса.

– Я? – спросил неизвестный и покашлял: – Кх-кх, – но ничего не ответил.

– Только, знаете ли, в евангелиях совершенно иначе изложена вся эта легенда, – все не сводя глаз и все прищурившись, говорил Берлиоз.

Инженер улыбнулся.

– Обижать изволите, – отозвался он. – Смешно даже говорить о евангелиях, если я вам рассказал. Мне видней.

Опять оба писателя уставились на инженера.

– Так вы бы сами и написали евангелие, – посоветовал неприяз ненно Иванушка.

Неизвестный рассмеялся весело и ответил:

– Блестящая мысль! Она мне не приходила в голову. Евангелие от меня, хи-хи…

– Кстати, некоторые главы из вашего евангелия я бы напечатал в моем «Богоборце», – сказал Владимир Миронович, – правда, при условии некоторых исправлений.

– Сотрудничать у вас я счел бы счастьем, – вежливо молвил не известный, но ведь вдруг будет другой редактор. Черт знает, кого назначат. Какого-нибудь кретина или несимпатичного какого-ни будь…

– Говорите вы все какими-то подчеркнутыми загадками, – с неко торой досадой заметил Берлиоз, – впечатление такое, что вам изве стно не только глубокое прошлое, но даже и будущее.

– Для того, кто знает хорошо прошлое, будущее узнать не состав ляет особенного труда, – сообщил инженер.

– А вы знаете?

– До известной степени. Например, знаю, кто будет жить в ва шей квартире.

– Вот как? Пока я в ней буду жить!

«Он русский, русский, он не сумасшедший, – внезапно загудело в голове у Берлиоза, – не понимаю, почему мне показалось, что он говорит с акцентом? Что такое, в конце концов, что он несет?»

– Солнце в первом доме, – забормотал инженер, козырьком ла дони прикрыв глаза и рассматривая Берлиоза, как рекрута в прием ной комиссии, – Меркурий во втором, луна ушла из пятого дома, шесть несчастье, вечер семь, влежку фигура. Уй! Какая ерунда выхо дит, Владимир Миронович!

– А что? – спросил Берлиоз.

– Да… – стыдливо хихикнув, ответил инженер, – оказывается, что вы будете четвертованы.

– Это действительно ерунда, – сказал Берлиоз.

– А что, по-вашему, с вами будет? – запальчиво спросил инженер.

– Я попаду в ад, в огонь, – сказал Берлиоз, улыбаясь и в тон инже неру, – меня сожгут в крематории.

– Пари на фунт шоколаду, что этого не будет, – предложил, сме ясь, инженер, – как раз наоборот: вы будете в воде.

– Утону? – спросил Берлиоз.

– Нет, – сказал инженер.

– Ну, дело темное, – сомнительно молвил Берлиоз.

– А я? – сумрачно спросил Иванушка.

На того инженер не поглядел даже и отозвался так:

– Сатурн в первом. Земля. Бойтесь фурибунды.

– Что это такое – фурибунда?

– А черт их знает, – ответил инженер, – вы уж сами у доктора спросите.

– Скажите, пожалуйста, – неожиданно спросил Берлиоз, – зна чит, по-вашему, криков «Распни его!» не было?

Инженер снисходительно усмехнулся:

– Такой вопрос в устах машинистки из ВСНХ был бы уместен, ко нечно, но в ваших!.. Помилуйте! Желал бы я видеть, как какая-нибудь толпа могла вмешаться в суд, чинимый прокуратором, да еще таким, как Пилат! Поясню, наконец, сравнением. Идет суд в ревтрибунале на Пречистенском бульваре, и вдруг, вообразите, публика начинает завывать: «Расстреляй, расстреляй его!» Моментально ее удаляют из зала суда, только и делов. Да и зачем она станет завывать? Решитель но ей все равно, повесят ли кого или расстреляют. Толпа, Владимир Миронович, во все времена толпа – чернь, Владимир Миронович!

– Знаете что, господин богослов! – резко вмешался вдруг Ива нушка. – Вы все-таки полегче, но-но, без хамства! Что это за слово – «чернь»? Толпа состоит из пролетариата, месье!

Глянув с большим любопытством на Иванушку в момент произне сения слова «хамство», инженер тем не менее в бой не вступил, а с шутовской ужимочкой ответил:

– Как когда, как когда…

– Вы можете подождать? – вдруг спросил Иванушка у инженера мрачно. – Мне нужно пару слов сказать товарищу.

– Пожалуйста! Пожалуйста! – ответил вежливо иностранец. – Я не спешу.

Иванушка сказал:

– Володя…

И они отошли в сторонку.

– Вот что, Володька, – зашептал Иванушка, сделав вид, что при куривает у Берлиоза, – спрашивай сейчас у него документы…

– Ты думаешь?..- шепнул Берлиоз.

– Говорю тебе! Посмотри на костюм… Это эмигрант-белогварде ец… Говорю тебе, Володька, здесь Гепеу пахнет… Это шпион…

Все, что нашептал Иванушка, по сути дела, было глупо. Никаким ГПУ здесь не пахло, и почему, спрашивается, поболтав со своим случайным встречным на Патриарших по поводу Христа, так уж не пременно необходимо требовать у него документы. Тем не менее у Владимира Мироновича моментально сделались полотняные, ка кие-то неприятные глаза, и искоса он кинул предательский взгляд, чтобы убедиться, не удрал ли инженер. Но серая фигура виднелась на скамейке. Все-таки поведение инженера было в высшей степени странно.

– Ладно, – шепнул Берлиоз, и лицо его постарело. Приятели вернулись к скамейке, и тут же изумление овладело Владимиром Ми роновичем.

Незнакомец стоял у скамейки и держал в протянутой руке визит ную карточку.