Мой белый

Это здорово, думала я. Это чертовски здорово, потому что я делаю то же самое. Но не с музыкантами, а со всеми – на каждого мужчину, который кажется мне симпатичным, я пару минут смотрю с мыслью – мог бы он быть моим отцом или нет. Хотя это вряд ли. Мама и Вера выбирали моего отца из сотен вариантов европейского банка спермы. У меня есть его детская фотка и даже голос. В том сообщении он по-английски говорит о том, что желает прекрасных детей всем, у кого не получается. У мамы и Веры, стало быть, не получалось, и мой отец им помог. Я, вероятно, никогда не узнаю, кем он был.

Может быть, музыкантом.

А может, садовником.

Кто вообще сдает свою сперму?

По крайней мере, с музыкой у меня как-то сразу сложилось. А вот цветы у меня не растут.

– У меня нет отца, – тихо сказала я.

– Что? – Леня посмотрел на меня удивленно.

– Ну, то есть у меня есть отчим. А мой отец – я, короче, тоже не знаю, кто он.

– А разве это важно? – Леня улыбнулся и пошел дальше. – Если он тебя любит, значит, он и есть твой отец, даже если он тебе не родной.

– Ну да, – согласилась я. – А ты знаешь, что человек – дракон? – спросила я, чтобы как можно скорее свернуть с этой скользкой дорожки.

– Что?

– Ну вот же, смотри, – и я выдохнула в морозный разреженный воздух.

Леня засмеялся, я тоже.

– Ты смешная, – сказал он. – Только зря без шапки ходишь.

– Да тут недалеко же… – сказала я, хотя уши мои ужасно замерзли, Вера бы меня убила, но я просто хотела ему понравиться.

– Ну ладно, давай, – сказал Леня и положил руку мне на плечо. – Посвящаю тебя в королеву драконов!

Он дыхнул огнем и шагнул в теплый желудок метро. А я достала из рюкзака шапку и стала ее нахлобучивать, подышала немного, потом тоже зашла в метро, расстегнула куртку, а шапку так и не сняла.

«Ничто не проходит бесследно», – сообщила мне мама в ответ на мое заявление, что я сочинила песню и буду выступать с ней на новогоднем концерте. «В каком смысле?» – спросила я. «В том смысле, что не зря мы в детстве заставляли тебя заниматься музыкой».

Кто это «мы», хотелось спросить мне. Но я знала, что под «мы» мама по привычке имеет в виду себя и Веру, а не себя и бабушку, например. Впрочем, бабушка никогда меня заниматься музыкой не заставляла. Если подумать, меня и не нужно было заставлять, просто и мама, и Вера следили за тем, чтобы я не пропускала занятия и хотя бы немного тренировалась дома.

Или не дома. Однажды я выступала в ординаторской у Веры: я пришла к ней после школы с гитарой, а ее коллеги спросили, не знаю ли я такую-то песню. Песни я не знала, но подобрала – анестезиолог мне напел, потом они все затянули слова, смысла которых я не уловила, но было классно. Врачи – веселые ребята, совсем не такие, как художники. На маминых вечеринках всегда было торжественно и скучно, все ходили из угла в угол красиво одетые и с бокалами, и я спрашивала:

– Мам, это что, и есть ваши знаменитые вечеринки?

– Ну да, видишь сколько народу пришло, все веселятся…

– Веселятся?

– Понимаешь, взрослые веселятся так.

– Как?

– Ну… Пьют из стаканов.

Но это, вероятно, было потому, что на настоящие вечеринки, точнее ночнинки, – мама меня никогда не брала. Оттуда она возвращалась под утро, шелестела юбками в прихожей, что-нибудь обязательно падало, она чертыхалась, а бабушка шипела на нее из гостиной. Ничто не проходит бесследно, и это тоже. Мама часто после таких вечеринок болела и несколько дней принадлежала только мне. Она разрешала мне пропускать школу, и мы целыми днями играли в настольные игры, в кукол и ферму, сражались в виртуальных танцах или пели. Мама включала мне свои любимые песни, а я угорала под них. Это были самые лучшие дни. Так что я всегда ждала маминых вечеринок, потому что знала: мама вернется и будет играть со мной.

После таких дней Вера, забирая меня из школы, спрашивала:

– Ну что, у твоей матери опять не сложилось с алкоголем?

– Почему не сложилось? – искренне не понимала я. – Наоборот. Сложилось.

– И, похоже, это единственное, с чем у нее всегда складывается, – ухмылялась Вера, подхватывая мои мешки со сменкой.

Ничто не проходит бесследно, и Вера не прощала маму с удивительным каким-то упорством, хотя однажды у нее на стене появилось фото, где мы втроем стоим на заснеженном берегу у серого юрмальского моря, меня почти не видно за шапкой и капюшоном, маме волосы ветер задул в лицо, а Вера стоит с очень серьезным лицом и делает вид, что ей не холодно.

– Повесила фото с мамой? – удивилась я.

– Это фото с тобой, – отрезала Вера. – И я там тоже есть, если что.

– Да, но там есть и мама.

– И что? Просто хороший был день.