Мой Бердяев

…Желая понять, почему философы Серебряного века – Соловьёв, Флоренский, Булгаков, Бердяев – были глубоко затронуты Каббалой и активно пользовались ее концептами, я в какой – то момент своих исследований философии эпохи[515] решила серьезно разобраться в этом учении. Так я в 2019 году открыла для себя направление доктора Лайтмана. Меня оно полностью удовлетворило: в своих общедоступных лекционных курсах в Сети, в живых, построенных по образцу бесед Сократа с учениками у Платона вебинарах, призванных обозначить грани каббалистического мировоззрения, а также в медитативно – углубленных ежедневных уроках по отдельным темам Каббалы доктор Лайтман начертал для меня абрис этого загадочного учения. Постигать Каббалу для меня было легко до непринужденности. Сказался здесь не только мой огромный ученический – двукратный студенческий, двукратный аспирантский и прочий опыт, но и то важнейшее обстоятельство, что в Каббале Лайтмана я обнаружила содержание, мне близко знакомое по философии Серебряного века. Помимо того центральная идея, сам пафос лайтмановской Каббалы – духовное соединение человека с Творцом через включение индивида в общину единомышленников – оказались для меня абсолютно прозрачными благодаря моему – с 1970-х годов – церковному опыту. То, что у ближайших учеников доктора Лайтмана вызывало недоуменные вопросы, мне казалось очевидным до тривиальности. И самое главное то, что погружение в лайтмановскую Каббалу укрепило меня в намерении установить связь с Каббалой философии Серебряного века.

В феномене Бней Барух («Сыновья Баруха», т. е. Рабаша) – созданной доктором Лайтманом организации в Израиле, включающей в себя Международную академию Каббалы с ее учебными заведениями, издательским делом, телевидением вместе с множеством сопутствующих служб, центральное, можно сказать, демиургическое место принадлежит самому ее основателю. Мое первое впечатление от него было, не скрою, неверное, таким же, какое испытывали – сто с лишним лет назад – русские интеллигенты при встрече с Р. Штейнером. Михаэль Лайтман подкупает своей подлинностью; его опыту постижения невольно доверяешь; он говорит как знающий, а не так как «книжники». Каббала усваивается не в последнюю очередь благодаря его личному обаянию, доносимому и через экран компьютера. Внешне он – типичный американский профессор, без малейших внешних признаков архаики, восточной дремучести. Надо сказать. что действенное, напитанное живым духовным смыслом слово этого рава – слово именно устное. Я приобрела кое-какие его книги, но они тяжеловесны и словно не рассчитаны на читательское понимание. Приоткрываются эти книги, лишь если мысленно соединять текст с живым образом их автора. Так приходит сознание того, что Каббала – в принципе учение, передаваемое устно, от постигшего ее духовную суть учителя. Михаэль Лайтман – человек, видимо, очень глубокий и сложный. Это заключаешь по тому, насколько глубока и темна для нас, в ее недрах, Каббала, с которой он себя отождествил. Доктор Лайтман не скрывает от своих учеников каббалистической опасной бездонности, хотя и не педалирует ее. В этом отношении между ним и учениками – огромная дистанция: в устах учеников Каббала неотвратимо редуцируется к какому – то полугуманистическому – полукоммунистическому скучноватому сиропу. Лайтмановская же Каббала остается тайной и проблемой: таинственен опыт каббалиста, проблематично то, что мы, христиане, расцениваем как духовное качество. Какому Богу служит наука Каббала? По мере ее изучения этот роковой вопрос лишь обостряется. – Но для моей исследовательской цели он вряд ли актуален: меня занимает не существо, а отношение двух внешних для меня культурных явлений – русской философии и Каббалы, признаваемой ее знатоками за Uhrphilosophie, Uhrweisheit.