Мой Бердяев

Как читатель видит, моя Каббала сугубо дилетантская. Но дилетантской была Каббала и всех русских философов. Полагаю, они были бы счастливы, попади в их руки такие источники каббалистического знания, какие мы ныне имеем в Интернете благодаря М. Лайтману Ни Соловьёв, ни даже Флоренский специалистами в иудаике, в иврите, в истории Каббалы не были. Это до какой – то степени развязывает мне руки, дозволяет выносить суждения: их – т. е. Соловьёва, Бердяева и пр. – и моя Каббала примерно одного уровня – модернизированная, упрощенная, неизбежно искаженная. Книги Зоар, Эц Хаим, Сефир Йецира и т. д. для всех нас на самом деле за семью печатями. Михаэля Лайтмана кое-кто упрекает за адаптацию переводов классических для Каббалы древних текстов, за сведение к квазиинженерным схемам каббалистической картины мира. Но без этого мы бы вообще ничего внятного от Каббалы не имели! А так в нашем распоряжении – добротный университетский курс древнееврейской философии (или натурфилософии, или, если угодно – теософии, гнозиса, теологии: Каббала синкретична). Полагаю, что подобный курс на философских факультетах должен идти параллельно курсу древнегреческой философии. Платон – и Моисей, автор Торы; Плотин – и Шимон бен Йохай, автор книги Зоар: эти и подобные сопоставления выявили бы в корне различные типы сознания, разные духовные миры, т. е. само существо «Афин» и «Иерусалима».

Обращусь теперь к тому образу Каббалы, который сложился в моем сознании и в свете которого я вижу свой исследовательский предмет – присутствие Каббалы в философии Серебряного века. Какова та Каббала, на которую я опираюсь, что́ мне удалось извлечь из этой таинственной сокровищницы древнейших мыслей человечества? Первое, что меня поразило в той картине мира, которую, словно восточную мозаику, складывал своими лекциями доктор Лайтман, это бессубстанциальность каббалистического универсума. Каббала – это учение о духовном мире, куда призван подняться человек на следующей стадии своей эволюции. И вот, духовный мир – это мир отнюдь не невидимых существ, а исключительно сил, свойств, состояний, желаний. Мы привыкли представлять себе обитателей духовного мира по образцу населяющих Эвклидов мир: в качестве тонкоматериальных или хотя бы имеющих форму сущностей, будь то духи или души, ангелы и демоны. Даже платоновские «идеи» мы воображаем (вспоминая мифы из диалогов «Федр», «Государство» и др.) как телесные образования. Не только средневековые метафизики, но и русские, эпохи модерна, платоники уподобляли идеи звездам небесной тверди. А вот Флоренский идеи отождествлял с языческими божествами, являвшимися в мистериях тайновидцам. Очевидно, что субстанциальности европейской метафизики предшествовал мир антропоморфных богов греческой античности. Напротив, иудейский монотеизм резко враждебен антропоморфным представлениям о Боге, которые он расценивает как идолопоклонство. Каббала – а это «последнее и глубочайшее слово иудаизма»[516] – работает исключительно с проявлениями непостижимого Творца[517], которые сводит к Свету[518] – высшей духовной энергии, заполняющей творение. Благодаря Свету творение представляет из себя единую органическую систему сил. «Материей» же в духовном мире является желание – желание наслаждения, к чему по сути сводится творение. Согласно Лайтману, на самом деле нет ничего кроме Творца, изведшего из Себя творение – желание получать; при этом Творец – также желание, но желание отдавать, т. е. любовь. Любящий и любимый, отдающий и получающий, силы положительная и отрицательная, начала мужское и женское: учение Каббалы – это описание той драмы, которая разыгрывается между Творцом и творением. Такова еврейская параллель трагедиям древних греков. Каббалисты раскрывают для новоначальных этот драматический сюжет, используя т. наз. «язык ветвей» – земных символов духовных реалий. Христианам этот метод знаком благодаря евангельским притчам.