Мой Дантес

Не удостоив его ответом и даже не попрощавшись, я вышла на улицу, забралась в свою машину и дала волю слезам.

А где-то через час, вернувшись домой, с удивлением обнаружила в спальне мирно сопевшего на кровати Никиту. Значит, он никуда не поехал с той блондинкой, а просто проводил ее, возможно, по просьбе коварного Егорушки, задумавшего разбить наш союз.

Раздеваясь перед зеркалом, я проказливо показала своему отражению язык и рассмеялась.

«Вот тебе, Егорушка. Ничего-то у тебя не вышло. Блондинка получила отставку, а мой муж спит в собственной постели. Ты проиграл. Мы вместе и всегда будем вместе».

Так думала я, прижимаясь к родному плечу Никиты.

Но меньше чем через месяц на сотовый телефон мужа пришло то самое роковое послание…

Ноябрь 2003 года

Октябрь прошел довольно спокойно. О медальоне никто не вспоминал. Утром я уезжала на работу, а вечерами корпела над книгами, которые удавалось купить у букинистов.

За все это время Никита позвонил лишь единожды, сухо сообщив о том, что готовит документы для развода.

Удивительно, но именно в тот день, пораньше уйдя из издательства, я долго бродила по антикварным магазинам и в одном из них наткнулась на изумительную фарфоровую фигурку медвежонка. Купила ее, не раздумывая, мечтая порадовать мужа. В глубине души все еще теплилась надежда, что все образуется, и мы с Никитой снова будем вместе. Но чуда не случилось…

После телефонного звонка теперь уже почти бывшего мужа, я, даже не заплакав, подошла к книжной полке, куда, как надеялась, временно поставила медвежонка, взяла фигурку и выбросила ее в открытую форточку.

Уж не знаю, что произошло, но, видимо, вместе с медвежонком в форточку улетели и последние капли любви. Осталась только боль, но я вдруг поняла, что смогу жить без Никиты.

Поняла, что я, как и Дантес, окружила мистическим ореолом объект своей любви, абсолютно не соответствующий действительности. Я оживила мертвый образ и поклонялась ему, совершенно забыв о себе и своих интересах. Сколько же лет утрачено безвозвратно!

И как я могла не обратить внимания на гороскоп Никиты? Он же Близнец! А Близнецом был вовсе не Дантес, а Пушкин. Болезненно самолюбивый, хвастливый, с раздутым самомнением и неудержимым желанием всеобщего поклонения.

Невольно вспомнились слова деда Матвея: «Сдается мне, Лизавета, что ты не меньшая темнота, чем пресловутый правнук Александры Фризенгоф. Ну, да Бог тебе судья. Подрастешь, поумнеешь и во всем разберешься».

Подросла, но не поумнела и ни в чем пока не разобралась. Лишь только больше запуталась, как в прошлом, так и в настоящем. А, значит, надо сделать перерыв, отложить в сторону книги, взять отпуск и уехать, куда глаза глядят, благо я никогда не была стеснена в средствах, стараниями покойной Вдовы.

Следующим утром я уже сидела в гостеприимном кресле туристического агентства. А еще через десять дней летела в самолете, следовавшим рейсом Москва-Лондон. Именно в этом городе мы не были вместе с Никитой, что хоть как-то освобождало меня от ненужных воспоминаний.

Устроившись в отеле, я решила побродить по вечернему Лондону. Удобный и просторный «cab» довез меня до площади Piccadilly Circus, где, как я знала из истории, еще в семнадцатом веке продавались великолепные кружевные воротники. Отсюда, в общем-то, и пошло название, как самой площади, так и прилегающей к ней одной из главных улиц города.

Полюбовавшись статуей ангела, я медленно побрела в том направлении, куда указывал его лук и, через несколько минут попала на Shaftesbury Avenue, откуда, свернув направо и поплутав по переулкам, через Gerrard Street, минуя Leicester Square, выбралась на Трафальгарскую площадь к двум фонтанам и памятнику адмирала Нельсона.

Несмотря на проделанный путь, ни усталости, ни удовлетворения я не чувствовала. Величественная красота Лондона осталась за пределами сознания. И виной всему – дурные мысли. Мысли о том, что до этого дня никуда и никогда я не ездила без Никиты.

Вновь взяв «cab», я вернулась в отель, но в номер отчего-то подниматься не стала. Ноги сами собой привели меня в бар, где в полумраке маленького полупустынного зала мое внимание привлек человек воистину поразительной внешности. Его белоснежные, даже можно сказать седые волосы, совершенно не сочетались с угольно-черными глазами под широким разлетом густых не менее темных бровей и смуглостью кожи на чисто выбритом подбородке.

Он сидел за столиком у окна, чуть наклонившись всем своим большим красивым телом вперед, и тихо спорил о чем-то с крупным толстяком, сверкающим лысиной в обрамлении редеющих рыжих завитков. На вид ему было чуть больше тридцати, тогда как его собеседнику явно перевалило за пятьдесят.

Я устроилась неподалеку, на низком неудобном диванчике, по привычке заказав порцию мартини со льдом, но услышать, о чем говорят мужчины, что, безусловно, помогло бы мне определить национальность импозантного незнакомца, так и не смогла. Речь обоих была столь тиха, что ее легко заглушала звучавшая в баре музыка.