Мой Дантес

– Об этом как-нибудь в другой раз, – ушел от ответа старик. – Иди спать, уж рассвет на дворе. А утром, как и договорились, схожу на почту да с матерью твоей потолкую. Лады?

– Лады, – примирительно сказала я, прощально кивнула деду и закрыла за собой дверь.

Март 2004 года

Утром следующего дня я проснулась оттого, что старик неистово тряс меня за плечо:

– Вставай, Лиза, вставай немедля. Там такие дела творятся!

– Где? – не поняла я, испуганно тараща со сна глаза.

– Где-где! – возбужденно тараторил дед. – В Москве твоей треклятой! В нашей глуши о подобном и слыхать не слыхивали!

– Да что случилось-то? – спросила я, приподнимаясь из перины.

– Быстро одевайся и дуй на кухню, – скомандовал дед. – Там все подробно и расскажу. За чаем.

Едва сдерживая возбуждение, старик побежал к двери, бормоча на ходу нечто совсем уж невразумительное:

– Эх! Погнали наши городских в сторону деревни!

– Почему в сторону деревни? – вконец растерялась я, так ничего и не поняв.

– А на своей территории и бить сподручнее.

– Кого бить? – оторопела я.

Дед бестолково замахал руками.

– Так… Не бери в голову. К слову пришлось. Ты вставай, Лиза. Вставай скоренько.

Спешно натянув на себя джинсы и свитер, и даже не умывшись, уже через две минуты я сидела за кухонным столом в ожидании обещанных новостей. Старик, как всегда, хлопотал возле плиты.

– Ну? – нетерпеливо произнесла я.

Дед оглянулся, окинул меня взглядом и осуждающе покачал головой:

– Ты б хоть прибралась, Лизавета. Поди, умойся и причешись, а-то торчишь из-за стола, словно обтерханный веник. Я хоть и старый хрыч, но все ж таки мужик.

Покорно подойдя к рукомойнику, я ополоснула лицо, пригладила растрепанные волосы и вновь уселась за стол. Старик поставил передо мной дымящуюся чашку чая, миску с оладьями, пододвинул сахарницу и беспорядочно забегал по кухне.

– Ну! – не выдержала я. – Что за новости? Вы звонили маме?

– Да почитай битый час с ней беседовал. Она-то и вывалила на меня весь ворох событий!

Прекратив метаться из стороны в сторону, дед, кряхтя, опустился на стул:

– Ох, Лизавета! Даже и не знаю, с чего начать.

– Что сказала мама? – жестко спросила я, неотрывно глядя на старика.

– Егорушку арестовали, вот что! – без обиняков выпалил дед. – И Воронцова. А с ними еще человек двенадцать до кучи.

– Никита?.. – похолодела я.

– Никита на свободе. Но с него взяли подписку о невыезде.

– За что? – ужаснулась я и, видя, как мнется дед, решительно произнесла. – Только не надо меня жалеть. Выкладывайте все толком, по порядку. Не бойтесь, больше не заплачу.

– Значит, так…

И старик во всех подробностях начал рассказывать то, что передала ему мама.

Оказалось, что Егорушку взяли в тот день, когда я сбежала с дачи Лебедевых, получив с утренней почтой последнее угрожающее письмо. Он давно уже был под подозрением, но вовсе не как организатор ограбления квартиры Вдовы. В милиции заинтересовались конторой, несколько месяцев проверяли дела, и, потянув за одну из едва видимых ниточек, выяснили, что под прикрытием адвокатской консультации действовала довольно слаженная преступная группировка. А руководил ею не кто иной, как старый приятель Софьи Матвеевны – Воронцов.

Услышав это, я испуганно ахнула.

– Как же так, Палыч? Он ведь дружил с покойным Лебедевым! С институтской скамьи дружил!

– Эх, и наивная ты, Лизавета, – тяжко вздохнул старик. – Именно Лебедев и придумал структуру конторы, защищающей матерых уголовников. Ты хоть знаешь, какие дела они вели?

– Нет, – я отрицательно покачала головой, силясь справиться с охватившим меня страхом при упоминании имени Лебедева. – Слышала о громких разводах известных людей, наследственных тяжбах… Софья Матвеевна иногда рассказывала…

– Это все пыль, милая! Шапка из мыльных пузырей, – дед на секунду замолчал, барабаня пальцами по столу, затем решительно продолжил. – Главное в другом: всеми правдами и неправдами вытащить злодеев на свободу или обеспечить им минимальный срок наказания. Для этого в конторе не гнушались ничем. Там и справки липовые о состоянии здоровья, и подкупленная экспертиза, и ложные алиби, и уничтожение неугодных свидетелей, и развал дел в суде с помощью нечистых на руку людишек… Сама понимаешь, сколько все это стоит и какими деньжищами ворочали злодеи. До поры до времени Воронцов был лишь правой рукой Лебедева, но после его смерти сам встал у руля.

– А Егорушка? – машинально спросила я, все еще не веря в реальность услышанного.

– О-о-о! – многозначительно пропел дед. – Подлец подлеца за версту чует. Егорушка же никогда не отличался чистоплотностью. Учился, правда, отлично, это у него не отнимешь. Защитился, выиграл несколько громких дел в суде, кстати, тоже уголовных. И тоже не без грязных подтасовок. Чем и приглянулся Воронцову. Здоровье-то у старика не железное, да и годы дали себя знать. А Егорушку он помнил с детства. Когда парень, закончив школу, обратился к нему за помощью, самолично пристроил того в институт. Конечно же, не без дальнего прицела.