Мой дядя — чиновник

Сначала в дверях показалась широкая простоватая раскрасневшаяся физиономия графа; она по-прежнему, несмотря на лёгкие тени, которые протянулись от висков к подбородку, свидетельствуя о том, что совсем недавно по жёсткой графской щетине прошлась бритва, весьма напоминала лицо большого плаксивого ребёнка.

Дон Матео выступал ещё более величественно и гордо, а взгляд его сделался презрительнее обычного.

Едва граф поставил ногу на первую ступеньку лестницы, как какой-то хилый старикашка, простерев к нему свои дрожащие руки, бросился дону Ковео на шею и воскликнул сдавленным от волнения голосом:

— Дайте обнять вас-я пришёл лишь затем, чтобы насладиться этой радостью.

Смущённый и в то же время признательный граф ответил на порывистое объятие старика с такой сердечностью, что тот на миг повис в воздухе.

Эта сцена послужила сигналом: другие гости не пожелали, чтобы их сочли менее приветливыми, и никто из них не захотел отстать в изъявлении своей любви к сеньору графу, которого, передавая из объятий в объятия, чуть ли не на руках внесли на самый верх лестницы.

На площадке, тесня друг друга, толпились остальные гости. Крепкие рукопожатия участились, а некоторые из собравшихся, не довольствуясь одним объятием, бросались на графскую шеф по нескольку раз.

— Поздравляю!.. Добро пожаловать!.. Друг мой, желаю долгих лет счастья!.. Пусть тебе во всём сопутствует удача!.. Ты получил в жёны самую прекрасную женщину Гаваны!.. И к тому же самую добрую!.. И самую богатую!..

На эти и подобные им восклицания граф, в зависимости от того, с кем он разговаривал, отвечал то лукавой улыбкой, то церемонным поклоном, то понимающим подмигиванием. Но он уже задыхался, ему всё время приходилось одёргивать воротничок и манжеты рубашки, на которых после каждого очередного объятия появлялись складки, и утирать платком: лысину, чтобы капли пота не скатывались на лицо. Ах, когда же наконец его оставят в покое!..

Дон Матео невозмутимо и неотступно следовал за графом. Он тоже пожимал нетерпеливо протянутые ему руки, падал в объятия, которые открывались не ему, а его обожаемому сотоварищу, отвечал на приветствия, предназначавшиеся также не ему, однако, несмотря на это, его галстук и воротничок почти не измялись — так тощ и высок был их обладатель.

Когда мужчины излили, свои дружеские чувства и расступились перед графом, начался второй акт поздравительно-приветственной церемонии: действующими лицами выступили теперь женщины, находившиеся дотоле на втором плане, причиной чему явилось лишь одно — принадлежность их к слабому полу. Они хотели первыми встретить графа, но мужчины, будучи более сильными, заняли самые выгодные позиции!

Дамы расточали счастливому вельможе милые комплименты, кокетливые ужимки, слегка похлопывали его веерами и довольно часто дёргали за рукав сюртука, а граф принимал все эти знаки внимания с радостью избалованного ребёнка, которому для забавы купили дорогую игрушку.

Окружённый цветником дам, оттеснивших наконец невежливых мужчин, граф вошёл в гостиную. II вот тогда открылась дверь одной из смежных комнат, и все присутствующие застыли, словно заворожённые внезапным и неземным видением.

В дверях стояла Клотильда, сверкавшая всей прелестью красоты и молодости. На лицо девушки ниспадала белая вуаль из тончайшего газа, который был не в силах притушить блеск больших чёрных глаз и скрыть румянец на её розовых, пылавших от волнения щёчках; на голове её красовался венок из флёрдоранжа, усеянный бриллиантами, словно капельками росы. На Клотильде было надето похожее на тунику атласное платье, отделанное великолепными кружевами и вышитое жемчугом, и девушка действительно казалась неземным видением, готовым вот-вот исчезнуть, подобно тем прозрачным облачкам в лазурном небе, которые может развеять лёгкий бриз.

У графа уже давно вошло в привычку при всяком удобном случае обращать на себя внимание какой-либо выходкой, ибо любой шаг его немедленно становился предметом разговоров и газеты расхваливали каждый графский поступок как проявление оригинальности. Поэтому он отделился от гостей, подошёл к Клотильде, опустился на одно колено и, театральным жестом взяв руку девушки, запечатлел на ней звучный поцелуй.

Неожиданная сцена растрогала некоторых чувствительных гостей, восхитила других, а у большинства собравшихся вызвала насмешливую улыбку. Однако это большинство тут же тщательно спрятало свои усмешки и принялось вторить шёпоту одобрения, нёсшемуся со всех концов гостиной.

Единственным человеком, открыто высказавшим своё мнение, был дон Матес, который громко и наставительно заявил:

— Какое проявление слабости! Видите, до чего страсть туманит рассудок! Такому человеку, как сеньор граф, не подобает нарушать строгие правила этикета. Даже сердечные порывы следует удерживать в рамках благопристойности.