Мой дневник. 1919. Пути верных

Надо принимать героические решения, надо смотреть на дело шире, чем с точки зрения «будем драться до последнего» – это было бы только на руку большевикам. Мой взгляд, что надо перебрасывать остатки либо на Балканы для новых формирований, либо к Колчаку на подкрепление. Но в этом последнем случае необходимо проявленное и Колчаком и нами. Надо создать только оборону занимаемого района и там хотя бы на несколько лет, но создавать силу для уничтожения большевиков и их социалистических последователей, т. к. я не сомневаюсь, что победа над нами будет для большевиков пирровой победой, и их и нас съест повстанческое движение, нарастающее не только по всей Украине, но и по всей России. Это движение, базирующееся и на крайних анархических элементах, захватывает и элементы серьезные – крестьян собственников, отстаивающих свое добро, и оно-то и победит как белых, так и красных грабителей. Это мое твердое мнение – я думаю, что на этот раз я не ошибаюсь, и это меня не веселит.

Однако широкое решение не по нашему командованию – это показали события. Грубая стратегическая ошибка – наступление от Харькова на Запад, в то время как нужно было закрепить здесь и наступать правым флангом на Саратов, помогая Колчаку, отсутствие решимости добровольно очистить Украину, когда выяснился наш неуспех на Курско-Московском направлении – все это заставляет думать, что где-то тут «пусть пройдут по нашим трупам», – мы действительно уготавливаем большевикам эту нетрудную дорогу.

Надо сознаться, что и большевики доходят тоже до последнего истощения – наше поражение застало их на этапе возможного перехода к разложению, это общий голос даже отходящих наших частей. Нас преследуют оборванцы, голодные, измученные люди, ну а мы… мы еще хуже и мы отходим.

Много допущено ошибок – много сил потеряно на отстаивание заведомо потерянного нами Киева, много сил затрачено на оттеснение Махно от Екатеринослава на юг, тогда как с приближением фронта его, враждебного большевикам, так же как и нам, надо было отбрасывать на них же.

Словом, много ошибок, и должен оговориться, что многие из них были мною представлены не после их розыгрыша – если сохранятся мои дневники, у меня будут и письменные доказательства. Кстати, в моих статьях я не мог говорить всего этого – это значило бы губить газету, ну а для дела лучше бы мне было на это решиться, чем молчать до сих пор, когда все, что я скажу, будет как будто только выводом из происшедшего.

Теперь об Одессе. Город с невероятными ценами. Даже Киев отстает. Колбаса 80 р., ветчина 260 р., курица жареная 500 р. … а хлеб был всего 12 р. Каково искусственно все навинчено!

Идет спекуляция на валюте – фунт доходит до 2500 р.

1000 керенка – 1900 р. В Киеве 1100 p.

* * *

Творятся и здесь очередные глупости. Наш безудержный отход оставил в руках большевиков громадное имущество, в том числе 20 бронепоездов и 3 танка. Несомненно, что этой силой с небольшими пехотными и кавалерийскими частями можно отлично отстоять Одессу, тем более что красные не давят, а в районе Винница – Жмеринка повстанцы Шепеля, с которым Одесское командование вошло в переговоры. Кстати, во время них на переговаривающихся напала банда коммунистического толка.

Сначала Одессу решили оставить. Потом образовали штаб обороны во главе с графом Игнатьевым и Бергом. Вместо того чтоб уменьшить наш штаб и применить его, нас расформировывают, а их формируют вновь. Этакая нелепица!

Главный гвоздь событий – слухи (в газетах) о падении кабинета в Англии, выходе из него Черчилля и других сочувствующих нам и перемена политики в сторону оставления нас и однообразного отношения ко всем русским правительствам.

Это самое серьезное. А тут распустили слухи об английском десанте, и одесские шкурники мечтают об оккупации, воображая, что это можно сделать, проведя пальцем по карте. Словом, и падение министерства, и штаб обороны, раньше всего занимающийся разработкой штатов и окладов, – все похоже на прошлое падение города.

У нас бесконечные сплетни вокруг выданных нам 29 000 и ожидаемых еще 19 000. Сколько вокруг них сплетен! Офицеры конвоя Драгомирова даже ушли с охраны его вагона, когда им не дали того, что им не полагалось, но того, что им хотелось. А Драгомиров смотрел как слепой и на это и на то, что стоявший рядом с нами эшелон гвардейских стрелков под командой его брата Александра три ночи назад распродал все свое имущество.

Типично, надо сознаться.

Итак, с 23-го мы расформированы. Я в ликвидационной комиссии. Шуберский не нашел возможным хоть одним словом оттенить в последнем приказе мою работу, ограничившись стереотипной фразой ко всем сразу. Не могу сказать, что это мне все равно, – по-моему, я работал достаточно для признания этого перед всеми так же, как это признавали все и до этого.

А впрочем, это ерунда.

Надеюсь, я хоть не в полной степени, но догнал мною пропущенное. Добавлю одно – настроение у меня все время самое отчаянное, не могу с собой справиться.