Мой дом на колёсах

— Добрый день, дорогие друзья! Сегодня я приготовила вам сюрприз. Я покажу вам то, чего вы никогда не видели вблизи. Это единственный экземпляр в мире на арене цирка дрессированный морж. Только прошу вас строго не судить его первое выступление, ведь он ещё грудной ребёнок, ему всего один год и два месяца. Зовут его Витязь.

С пышным голубым бантом взбирается на тумбу Витя, и по притихшему залу, потом по овациям, которые схожи с буйством Северного Ледовитого океана, когда крошатся льдины по весне, я убеждаюсь: морж появился на свет циркового манежа. Он новое, он маленькое северное чудо, которое я буду показывать всем хорошим людям, будь они малыши или взрослые.

Ну, а про фокусника и дрессировщицу бульдогов нужно просто забыть, как забыл Витязь про белых страшных медведей. Здесь, в цирке, даже бурые медведи в его путешествии оказались друзьями. Пусть так и будет. Я постараюсь, чтобы в цирке у Вити не было врагов. Он растёт Королём манежа, растёт, становится Витязем, или, попросту сказать, уникальным явлением на арене единственный сейчас в мире дрессированный морж.

Междугородная артистка

Сыну моему Михаилу Болдуману-младшему

Сегодня мой дом спешит, ни с чем не считаясь. Уже давно с тоской из клетки на меня смотрят собаки им хочется гулять. Дремлет, укачанный быстрой ездой, морж. Кончается у нас в баке вода, полустанка всё нет и нет. Я приоткрываю вагонную дверь, морозная струйка воздуха обжигает лицо. Наш поезд быстр и напоминает бусы, потому что весь состоит из круглых цистерн, лишь два товарных вагона и платформа с бассейнами для моих морских животных нарушают его плавную округлую линию, чётко вырисовывающуюся среди зимней белизны на поворотах. Полуоткрытая дверь начинает пританцовывать в такт движению колёс. Она, пожалуй, единственная, что здесь напоминает обычный дом. Рама, дверь, ручка, щеколда всё точно такое, как и всюду. И то ли потому, что я держусь за эту дверную ручку, я начинаю сердиться на свой дом на колёсах, в котором всё очень сложно, здесь я сама должна создавать удобства для своих путешественников, лишая себя самого дорогого связи с домом в Москве, где живёт мой маленький сын Михайлушка. Ему уже четвёртый год. Из-за этого дома на колёсах в его детство вошли серьёзные «почему?», на которые иной раз так бывает сложно ответить.

— Мама! Мама! А с ней какой-то серый, страшный! Кто это?

— Это морж! Он совсем не серый!

— Почему же мама молчит, она улыбается и смотрит на других мальчиков и девочек! Мама, я здесь, вот он, Миша!

Первая обида на маму. Мама растворилась на голубом экране телевизора, не обратив внимания на Мишеньку. Почему?

— Видишь ли, мама артистка! объясняет папа. Это передача из города, где она сейчас работает.

— …Ну как тебе сказать, артисты бывают разные.

— Да-да, я знаю. Ты народный артист, а мама междугородная.

— Кто тебе это сказал?

— Телефон.

— Понимаешь, Михайлушка! Папа работает в театре. Он может для тебя на сцене в сказке сыграть кого только ты захочешь. В театре артисты играют спектакли. Их много-много, спектаклей с разными ролями. И сезон у нас длится целый год. Мама работает в цирке. А цирк всегда переезжает с места на место. Сезон время работы в цирке другой. Как правило, в цирке артисты играют каждый день одну и ту же сказку: о сильном, добром, весёлом Человеке и его четвероногих или пернатых друзьях. Ты ведь любишь сказки?

— Люблю.

— Вот мама приезжает в какой-нибудь город и дарит мальчикам и девочкам сказку. Сегодня, завтра, ежедневно два или три месяца, пока все зрители этого города не посмотрят, мама работает, а потом цирк уезжает. Ведь если одну и ту же сказку смотреть каждый день, то это будет скучно и неинтересно. Сказка всегда должна быть новой. Вот цирк и придумал себе колёса. Сегодня здесь, завтра там, пока не вернётся в эти же города с новой сказкой. Понял? Пойдём, хочешь поищем маму на карте?

На полу расстилается большая географическая карта. Две фигуры, совсем одинаковые, одна большая, другая маленькая, ищут маму на карте, быть может, сейчас Мишенькин пальчик скользнул именно по той точке, где вытянулся лентой наш товарный поезд. Сейчас утро. Подбросив несколько поленьев в печурку, я снова отворяю дверь. От меня убегает вдаль лес, ели, длинноствольные сосны и, словно карандашные рисунки, тонкопрутиковые летящие вспышки берёз. Вечные спутники моего товарного вагона телеграфные провода. Глядя на них, я начинаю представлять себе, что стою у видеотелефонов и вижу Мишенькины большие голубые глаза, чаще, чем хотелось бы, глядящие на всё серьёзнее для своих трёх лет. Сейчас у меня лес за дверью. А у него улица Горького. Должно быть, позавтракав, он спустился с папой вниз. Теперь они здороваются с тётей Гуталин. Так Михайлушка называет чистильщицу сапог. Он говорит, что у тёти Гуталин есть краски, цветик-семицветик.

— Это красный, это синий, это белый, это чёрный, Миша хочет понюхать. А это бархотка. Она для того здесь, чтобы ботинки умели ловить солнечные зайчики. Правда, тётя Гуталин!

— Правда, Михайлушка. А где твоя мама?