Мой дом, наш сад

Мы беремся за руки и закрываем глаза. Я представляю эти смешные дискотечные сферы, переливающиеся под потолком, наивную цветомузыку, разноцветные подушки, раскиданные по углам, огромные миски, наполненные пуншем с Блю Кюрасао, искусственые цветы на полу и запах благовоний. Если уж мы в иллюзии, то придумываем друг другу одежду, чтобы было веселее. Я представляю на Ниветте легкое, ситцевое платье и ковбойские кожаные сапоги, и мысленно дорисовываю ей татуировки на руках, сердца, пронзенные кинжалами, якоря, увитые цветами. Кэя я представляю патлатым и усатым, в расклешенных брюках, в которые заправлена рубашка в цветочек. Может, я все еще не в силах преодолеть свою трехгодичную влюбленность. Гарету я, из жалости, дорисовываю бороду и самый убогий джинсовый комбинезон из тех, что могу воспроизвести. Моргана хотела бы обтягивающее платье такого красного цвета, чтобы глаза заслезились, и высокие каблуки, и чтобы туфли были лакированные. Самое классное в этом развлечении, что я знаю, Ниветта рисует сама, и там где наши мысли встречаются, происходит искра, и рождается магия.

Почувствовав, что картина готова, как будто последний белый кусочек исчез в раскраске, я открываю глаза. Той силы, что мы использовали хватит на час или чуть больше. Все вокруг будто из кино про наркоманов.

- У каждого в голове сидит полицейский, - говорит Ниветта. - Которого нужно уничтожить.

Лозунг студенческих забастовок в Америке, как иронично, думаю я, и улыбаюсь. Разноцветные пятна плывут по стенам, я вижу вулканическую лампу, которую точно не придумывала, красноватые сгустки воска плывут в светящейся жидкости. На Моргане платье, как я и задумывала, но никакой обуви. А у Кэя две пары усов. Моргана начинает смеяться, а Кэй недоумевает.

- Кто из вас не знает, где растут усы? - спрашивает Моргана.

- Усы?! У меня усы?!

- Они воображаемые, - говорю я. Моргана берет нас за руки и тянет в круг. Она ставит новую пластинку, и теперь играет песня "Велвет Андеграунд" про все завтрашние вечеринки. Мы беремся за руки, и кружимся, и невероятные цвета комнаты летают передо мной, ведь я очень пьяна. Мои друзья, наша вечеринка.

- Эй, можно к вам?

- Фу, ты похож на кузена "Оно", - говорит Моргана брезгливо.

- Ага! Можно к вам?

- Это она сказала нет, дурачок, - говорит Ниветта терпеливо.

- А мне всегда нравилась "Семейка Адамс", - говорю я неожиданно. И вправду, из всех разбросанных на чердаке кассет, ее я любила больше всего. Я вырываю руку из хватки двуусого Кэя и протягиваю Гарету.

- Иди сюда. Но только один раз.

- Почему один?

- Потому что ты мерзкий, - говорит Моргана. Одуряющие пахнет пачули, усы Кэя продолжают двоится, и он ощупывает их, и не может нащупать. В камине все еще горит огонь, но для нас камина нет, а есть путешествующий по потолку, как луна, дискотечный шар. Мне очень хорошо, и я чувствую себя так близко к остальным. Забавно: у меня нет ощущения дома. Я, строго говоря, не знаю, что такое дом, потому что я всегда в нем. Мы кружимся, сначала взявшись за руки, а потом и просто рядом, все блестит. Я смотрю на себя. На мне канареечно-желтое платье, как у Твигги. Ниветта, конечно, слегка перестаралась, мне не особенно идет, но в то же время - нравится. Наконец, мы валимся на пол. Я оказываюсь между Ниветтой и Кеем. Хорошо, что Гарет свалился с какой-то другой стороны.

- Ребята, - говорю я. Иллюзия тает, и я вижу, как блекнут и исчезают сначала пятна света на стенах и потолке, а потом лампы и подушки, последними уходят запахи, и вот мы снова оказываемся в гостиной. Единственной, которую мы видели в жизни по-настоящему. Здесь мы прятались под столами, когда были детьми, здесь впервые напивались, здесь ругались, здесь играли в прятки и прятали сигареты. Вся наша жизнь, думаю я. Я достаю из кармана часы и открываю их, на потолке разгорается звездное небо, такое огромное, и звезды на нем движутся по моим неточным орбитам.

И момент становится совершенно волшебный, хотя вся магия закончилась. Я поворачиваюсь к Ниветте, и мы подаемся друг к другу одновременно, поцелуй выходит мягким и холодным. Ниветта отворачивается от меня, она накручивает на палец волосы Морганы. А меня целует Кэй, и я чувствую, что краснею. У него горячий язык, и он ни на секунду не перестает им шевелить, это скорее смешно, чем приятно, и даже как-то очаровательно. Я понимаю, что если я и влюблена в него, то только чуть-чуть. И еще я понимаю, что люблю его. Может быть, это иллюзия семидесятых так на меня повлияла. Нужно было держаться шестидесятых, тогда было бы больше бунта и меньше любви.

А потом Кэй подается к Ниветте через меня, надавив локтем мне на живот, так что все выпитое из меня едва не выплескивается, и я понимаю, что не люблю его. Моргана высвобождает меня и целует, медленно и с языком. Я чувствую теплый, сливочно-розовый запах от нее. А потом слышу крик Ланселота:

- Вы что охренели, детишки? Ночные, блин, ковбои. Завтра встаете в пять утра, и делайте с этим что хотите! По комнатам!