Мой дом, наш сад

Он делает еще шаг, и я вижу, что из-под воротника его рубашки струится кровь. Он весь дрожит. Ему холодно. Я прижимаю руку ко рту. Номер Девятнадцать стоит передо мной. Глазастый и худой, он почти не похож на человека, маленький призрак без единой живой черты.

- Что за женщина? - неожиданно для себя спрашиваю я. - Слепая женщина, за которую вы плакали. Слепая рыжая женщина.

- Я вырвал ей глаза, - говорит он. Номер Девятнадцать вытирает чистую руку о грязную рубашку, как будто хочет стереть кровь, но наоборот ей пачкается.

- Это было легко, - добавляет он.

- Это была злая женщина?

- Я не знаю не злых взрослых.

- Я знаю, - отвечаю я. Номер Девятнадцать смотрит на меня своими бездонными глазами, в которых тонет лунный свет. Я сглатываю.

- Нет, - говорит он. - Ты думаешь, что знаешь. Выходи поиграть.

Я вижу, как кровь, вытекающая из Номера Девятнадцать окрашивает в темное траву. Я снова прижимаю руку ко рту, закусываю ногти. Галахад покрывал нам, на пару с Ниветтой, ногти горьким лаком, чтобы отучить от этой привычки. И я отучилась, а Ниветта нет. Но сейчас я вгрызаюсь в свои ногти с такой силой, что один из них трескается.

Меня трясет от страха, и в то же время мне жалко этого мальчишку, которого вызвали к жизни наши недетские игры. Я говорю:

- Только ненадолго, хорошо?

- У меня нет столько времени, сколько долго.

Я выхватываю из шкафа свою куртку, потом открываю окно и вылезаю вниз, забыв обуться. Трава под ногами мокрая и холодная от росы. Когда я подхожу ближе к Номеру Девятнадцать, она становится липкой от крови. Я закусываю губу, стараясь не смотреть вниз. Номер Девятнадцать, такой маленький и щуплый, стоит неподвижно, похожий на мираж. Он смотрит на меня своими бездонными, безразличными глазами. Его губы сжаты в болезненную струну, на шее кровоточат раны от уколов.

Я встаю на колени, чтобы было удобнее и накидываю на него куртку, закутываю его. Он не сопротивляется. Смотрит на меня сверху вниз, изучающим, холодным взглядом, каким эти чудовищные люди смотрели на него. Он и сам весь холодный, и я прижимаю его к себе, мне хочется его согреть.

Но это невозможно. Никто не смог бы согреть его.

- Ты не хочешь, чтобы я входил в твой дом, - говорит он. - Потому что я несу смерть.

Я прижимаю его к себе и глажу по голове.

- Да малыш, - говорю я, и ненавижу себя за это. - Прости меня.

- Но ты дала мне куртку.

- Да.

Он смотрит на меня, потом хватает за руку и говорит:

- Пойдем со мной.

- Куда мы пойдем? Ты хочешь играть?

- Я не знаю, как играют. Я сказал это, чтобы ты вышла. Мы будем смотреть. Я знаю, как смотрят.

Рука у него холодная, цепкие пальцы впиваются в меня почти до боли. Я иду за ним по мокрой от росы траве, и он ведет меня через сад, мы обходим спящие головки цветов, пока он не останавливается возле одной из хризантем. Он срывает цветок, без стебля, и протягивает мне, сжав, смяв испачканные его кровью лепестки.

- За куртку, - говорит он. - Не бывает ничего бесплатного. Я знаю, что ты любишь незабудки.

- Но хризантемы тоже очень красивые, - говорю я вежливо. Он вкладывает цветок в мою ладонь.

Мы идем к пруду и встаем у его кромки. Номер Девятнадцать заглядывает в зеркало темной воды. Он тянет меня за руку, побуждая сесть.

- Что ты хочешь смотреть? - спрашиваю я.

Номер Девятнадцать молчит. Он водит пальцем по воде, потом отдергивает руку, словно ему странно, что она - мокрая.

- Прекрати спрашивать, - говорит он, потом зажимает уши руками, мотает головой.

- Прости.

Номер Девятнадцать еще некоторое время молчит, а потом указывает пальцем вдаль, там где плакучие ивы образуют арку, в которой заканчивается наш мир.

Некоторое время я вижу только темноту. А потом в этой далекой темноте начинают появляться огни. Сначала они кажутся мне светлячками в бесконечной ночи, а потом я вижу, что это где-то далеко-далеко люди несут свечи. Я прислушиваюсь, и слышу песню, но не могу разобрать, о чем они поют.

Только силуэты, крохотные огоньки свечей и далекое пение. Кажется, будто эти люди шагают по воде, потому что я не знаю, где заканчивается пруд.

- Как красиво, - шепчу я. - Никогда прежде я не видела...

Часть мира.

Я нащупываю камушек и бросаю его как можно дальше. Еще в полете он истаивает, не достигнув воды. Огоньки продолжают виться в ночной тьме.

- Это красиво? - спрашивает Номер Девятнадцать. Я говорю:

- Да. Очень.

- Я смотрел в окно. Часто. Я видел другое здание. Там тоже были окна. А внизу стояли большие белые машины. Их называют фургоны. Я хотел, чтобы когда я буду смотреть в окно потом, я видел сад.

- Ты имеешь в виду рай? - спрашиваю я. Он прижимается ко мне, как звереныш, ища тепла, которое я не могу ему дать.

Обняв его, я говорю:

- Так я представляла рай. Когда о нем читала. Эдемский сад.

- Я не верю в Бога и рай. Если бы Бог существовал, он сам убил бы всех злых людей. Но это сделал я. А если бы не я, то никто.

- Ты защищал себя, Номер Девятнадцать.

- Я хотел жить. Номер Четыре умер. А Номер Двенадцать сдался. А я хотел жить.

- Сколько вас там было?

- Не знаю. Этого никто знать не может. Все же мертвы.