Мой дом, наш сад

- Может не стоит так его звать? - спрашивает Кэй.

- Но он же чокнутый, - говорит Ниветта.

- Но мы тоже чокнутые!

- Но не настолько. Все познается в сравнении.

Они говорят очень спокойно, будто бы ничего особенного не происходит. Наверное, это такая защитная реакция. Я смотрю на Гвиневру. Она продолжает что-то шептать, кристаллы слабо светятся.

Нужно присоединиться к ней, думаю я, нужно присоединиться.

- Пожалуйста, - говорю я жалобным полушепотом. - Пожалуйста, уходите.

И в этот момент я слышу его голос, мелодичный, чуть хрипловатый.

- Никто не знает несчастий, которые я видел. Никто не понимает моей скорби. Я бы так хотел найти верный путь. О да, Господь. Но жизнь это всего лишь один длинный дождливый день. О да, Господь! Аллилуйя!

Он спускается по лестнице, старательно, ловко обходя детей, которые курсируют туда и обратно с шариками, сладостями, бумажными фигурками.

И теперь я понимаю, что это такое. Вечеринка в честь ребенка, маленького мальчика.

Мордред говорит:

- А ведь никто даже и не вспомнил, что у меня сегодня день рожденья! Почему я должен все время думать обо всем самостоятельно? Никто не сделает тебе сюрприза, никто не позаботится о тебе, они все оставляют тебя гнить. Да, гнить и разлагаться на составляющие. Только и ждут того, чтобы выпустить тебе кишки под жарким солнцем. Автолиз происходит быстрее в тепле. Да-да! И наступает лето!

Трое детишек вывозят на столике торт, покрытый белым кремом и ярко-синей глазурью. Торт будто из фильмов, такой красивый и ровный, и даже надпись "С днем рожденья, Мордред" выглядит каллиграфической. Из торта торчат одиннадцать бело-голубых полосатых свечек.

- Кто-нибудь хочет лимонад? - спрашивает Мордред. - Или теплого молока?

Он смеется. Мы молчим. Не Мордред, не Мордред, думаю я, не называй его так. Я слышу шепот Гвиневры, но не различаю слов. Мордред, а лучше сказать Господин Кролик, достает из внутреннего кармана своего старомодного пиджака мясницкий нож, тот самый, что я видела, когда пила с ним чай.

Господин Кролик насвистывает песенку "С днем рожденья тебя", подкидывает в руке нож, а потом рявкает:

- Сука, ты правда думаешь, я не слышу, что ты делаешь?!

Кристаллы разлетаются на осколки, я закрываю лицо руками, Моргана взвизгивает, остальные сохраняют молчание. Гвиневра поднимает на него взгляд, стирает с лица кровь - осколки поцарапали ей щеку и лоб. Господин Кролик с ожесточением втыкает нож в торт.

- Еще раз выкинешь что-нибудь подобное, и он будет в твоем желудке. Понятно?

Гвиневра смотрит на него молча.

- Я спросил: понятно?

- Да, - кивает она.

- Так-то лучше.

У меня нет и мысли пошевелиться. Все равно что оказаться в заложниках у террориста. Только в случае с террористом ты точно знаешь, что в руках у него автомат, и это все, чем он отличается от тебя. Господин Кролик же может все.

Моргана отползает подальше, к креслу, и я делаю попытку подобраться к ней, но в этот момент Господин Кролик спрашивает:

- Кто-нибудь хочет тортик? Он вкусный.

Господин Кролик укладывает отрезанный кусок на желтую бумажную тарелочку с клоунами, говорит:

- Ну?

- Это нам стоит спросить. Ну, что тебе нужно? - говорит Ланселот, и все же он не так резок, как обычно. Они боятся. Все боятся.

Господин Кролик откусывает кусок торта, морщится от удовольствия.

- Лично я хочу подарков! И реки крови! Что, в принципе, одно и то же. А еще хочу трахнуть кого-нибудь здесь, но я даже не знаю, кого именно. Все такие вкусные, такие вкусные. Торт, кстати, тоже ничего.

Нос у него забавно и умилительно измазан кремом. Это настолько контрастирует с Мордредом, что я даже не верю, что Господин Кролик и Мордред - один человек, в разумном, рациональном мире, лишенном безумия, они - единое целое.

Мордред ни единого раза за все девять лет не появлялся даже с кофейным пятнышком на манжете.

Он говорит:

- Вы не понимаете, родные и близкие, даже не хотите понять! Понять чего? О, тут все просто. Я здесь! Это значит, что вы, строго говоря, уже мертвы.

Он посылает мне воздушный поцелуй.

- Кроме тебя, моя милая мышка. Тебя я буду трахать, когда выпущу всем остальным кишки. Так никто не хочет тортика?

Он смеется, а потом замолкает, говорит совсем другим голосом, голосом Мордреда.

- Не трогай их.

- А кто мне запретит? Ты что ли? Серьезно? Я делаю это ради нас с тобой, Девятнадцать. Ты напридумывал себе глупостей. Они все только и мечтали вонзить нож тебе в спину.

- Это мои друзья. И дети, которых я должен защищать.

- Нет, друг мой, это люди, которые хотят тебя убить. Ты не видишь? Ты не видишь, о чем они все здесь мечтают? Они все забыли. Ублюдки все забыли. Они забыли, ради чего вы здесь. Они забыли всех наших милых знакомых. Хотят веселиться. Мы дадим им веселье.

- Нет.

- Да!

- Нет!

Это в какой-то степени комично. И ужасно гротескно, он говорит на совершенно разные голоса, спорит с собой так яростно и громко, как будто в комнате находятся два Мордреда, в какой-то момент я действительно в это верю.

А потом я вижу, как Галахад потирает пальцы, под пальцами у него светится что-то маленькое и, по ощущениям, очень опасное.