Мои дорогие девочки

Они молча шли назад к офису. Виктория винила себя за то, что повела себя глупо и поторопилась осудить Оливера. Дебс действовала из лучших побуждений, но самое плохое уже случилось, и теперь у Оливера есть все основания держаться от Виктории подальше. Она вспоминала, как внимателен он был в тот вечер у себя дома, как защитил ее от Розанны, которая вела себя высокомерно и несла всякую чушь. А еще Оливер приглашал поехать посмотреть на выдр. Теперь он больше никогда не позовет ее. Она сама в этом виновата.

Они попрощались у офиса. Виктория знала, что, когда закончатся две ее консультации, Оливер уже уйдет домой.

– Мне действительно очень жаль, – сказала она, сознавая, что извинений тут недостаточно.

– Не думай об этом, я рад, что все рассказал тебе.

Ей хотелось спросить, как она может загладить вину, но решила этого не делать. Она и так причинила ему много бед и теперь должна оставить в покое. После такого ужасного брака Оливеру надо общаться с более умными и тонко чувствующими женщинами. В общем, когда Виктория открыла рот, чтобы что-то сказать, он уже скрылся в кабинете и закрыл за собой дверь.

Дома в тот вечер царила странная атмосфера, и Виктория не могла найти себе места. Разговор с Оливером расстроил ее, и ей нужно была успокоиться, но Саломея вела себя отвратительно.

– Как твои занятия нетболом? – поинтересовалась Виктория.

Дочь нахмурилась и начала выбирать лук из тарелки с тушеными овощами.

– Скукота!

– Ешь, как следует!

– Терпеть не могу лук.

– Как Наоми себя сегодня вела?

Наоми – самая непослушная девочка в классе, и у Саломеи всегда находилась какая-нибудь история о ней. Но она лишь поморщилась.

– Почему ты всегда спрашиваешь про Наоми?

«Видимо, девочка устала, – решила Виктория. – Нужно уложить ее спать пораньше». Она поднесла вилку с рисом ко рту и повернулась к Ральфу.

– У тебя все готово для экзамена?

Последний экзамен состоится на следующей неделе, и сын говорил, что пока все хорошо.

– Я спрашиваю, есть ли ручки, карандаши…

Ральф с грохотом отодвинул стул и поднялся.

– Да.

– Куда ты идешь? – встревожившись, поинтересовалась она.

Сын оставил половину ужина на тарелке, и Виктории не нравилось выражение его лица: жесткое и отстраненное.

– Ухожу.

– Ральф, ты почти не бываешь дома, а тебе надо повторять…

Он выпрямился и недовольно взглянул на мать:

– Я ухожу, это не обсуждается. И я уже сказал, что у меня все под контролем.

Ральф направился к двери, и Виктория последовала за ним, хотя понимала, что нужно оставить его в покое. Она чувствовала, что Саломея наблюдает за ними из-за стола.

– Стой! – воскликнула Виктория, перегораживая ему дорогу в холле. – Мне все это надоело. Ты никуда не пойдешь.

Ральф повернулся и так холодно посмотрел на мать, что она опешила. Разве он не видит, что она расстроена после сегодняшнего трудного дня и напряжена, как сжатая пружина? Ей сейчас нужно лишь, чтобы ее обняли.

– Мама, ты ведешь себя…

Виктория приблизилась к сыну.

– Не нужно говорить мне, как я себя веду!

Ральф свернул в гостиную, и она направилась за ним. Виктория не отдавала себе отчета в своих действиях, и, даже если бы захотела, снизить напряжение уже не получилось бы.

– Прекрати орать, – произнес Ральф с надменным видом. – Хочешь поругаться со мной? У тебя начинается истерика!

Виктория заметила, что он закрыл дверь, чтобы Саломея не слышала их, и это разозлило ее еще больше.

– Куда, черт возьми, ты постоянно ходишь? – крикнула она, уперев руки в бока и сверля его взглядом. – Я до смерти устала от твоих секретов. Мне давным-давно нужно было остановить тебя.

Ральф пригладил рукой волосы.

– Тебе лучше не знать.

– Почему?

– Я хожу к Мэдди.

Сердце Виктории сжалось.

– К какой Мэдди? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– К Мэдди Барклай.

Снова это имя. Розовые губы в винном баре. Казалось, что сейчас сын так далеко, будто стоит на противоположном конце огромного поля. Почувствовав, что ноги не держат ее, Виктория села на диван.

– Я часто вижу Мэдди. По вечерам я хожу к ней домой.

Она посмотрела на сына. Он стоял, шевеля губами, и его поза уже не была враждебной. Но произнесенные слова еще больше отдалили его и напугали Викторию.

– Я нашел ее рабочий телефон и позвонил после похорон. Хотел поговорить.

Виктория поджала ноги и сложила руки на груди.

– Что значит, ты ее видишь?

Ральф побледнел, и кожа у него на лице натянулась. Виктория посмотрела на дверь, испытывая облегчение от того, что она закрыта. Саломея не слышит их. Инстинкт матери, которая стремится защитить своего ребенка, брал верх в любой ситуации.

– Ты мог бы, по крайней мере, проявить ко мне уважение, – прошептала Виктория.

Сын стоял спокойно, скрестив руки на груди.

– Мы хорошо ладим, обсуждаем разные проблемы. Мне нравится находиться с ней.

Виктория вдруг почувствовала озноб, у нее застучали зубы. Казалось, они с сыном были единственными людьми на планете, которая перестала вращаться.

– Как ты мог?

Ральф протянул к ней руку, но она отстранилась.