Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Все, во что я верил, было предано, но, по крайней мере, я был не одинок. Фрау Бехштайн, которая была покровительницей и хорошей знакомой Гитлера еще десяток лет назад, получила от него жалкий букет цветов на свой день рождения, пришла к нему на прием и в лицо назвала ничтожным канцлером. За этот поступок я снимаю перед ней шляпу. В своем осуждении режима я становился все более незащищенным. Помню, в начале 1937 года на вечере в швейцарском представительстве в Берлине я долго разговаривал с генералом Иоахимом фон Штюльпнагелем, который в то время был главой департамента армии по личному составу и в 1939 году стал командующим резервом армии. Некоторые члены его семьи были высокопоставленными офицерами и являлись одними из наиболее решительных противников военной политики Гитлера, несмотря на то что в первые дни прихода к власти Геринг хвалился своей дружбой с ними. Возможно с вводящей в заблуждение откровенностью, мы говорили о собирающихся тучах войны. Гитлер вошел в долину Рейна, разразилась гражданская война в Испании, в которой Германия принимала активное участие на стороне Франко. «Это приведет лишь к катастрофе, – сказал я. – Только рейхсвер может вмешаться и положить этому конец».

О таком поведении быстро стало известно, и антиханфштанглевские настроения в партии достигли опасной черты. В течение года я писал музыку и помогал в производстве еще одного фильма – «Народ без страны». Я снова ездил в Лондон в конце 1935 года и встречался с сэром Робертом Ванситартом, бессменным главой министерства иностранных дел. Наш разговор был трудным, поскольку, учитывая, что события в Германии демонстрировали признаки стабилизации положения, британское правительство не видело причин для отказа в обсуждении вопроса бывших немецких колоний. Мне казалось, что, если об этой возможности сообщить моим соотечественникам в спокойном тоне, это может отвернуть их мысли от более опасных авантюр и способствовать ослаблению внутренней напряженности.

Фильм стал попыткой добиться этого, сценарий для него написал поэт Ганс Гримм. Кое-какие средства выделил Шахт.

Мне следовало подумать лучше, а не просто закрыть глаза на злобу министра пропаганды. В этот раз Геббельс запретил фильм, даже не посмотрев его, и в последней попытке дискредитировать меня убедил Гитлера, что я выпросил слишком большую сумму денег на его производство. Как мне сообщили, комментарий Гитлера был примерно таким: если мне разрешить зарабатывать слишком много, то я покину партию и что гораздо лучше держать меня в зависимости от них. В последний момент мне удалось занять достаточно денег, чтобы избежать обвинений в растрате фондов, но петля уже затягивалась.

Я никогда не ходил без действующего паспорта с визами в Швейцарию, Францию, Голландию и Англию. Когда наступил 1937 год, я стал ночевать в домах друзей, вроде Фойгта, моего ассистента, и Торака, скульптора, чтобы не рисковать и не увидеть незваных гостей ранним утром в моем собственном доме. Дикая развязка была близка.

Я практически два года не имел никаких контактов с внутренним кругом в канцелярии, но в атмосфере военной секретности не было ничего нового. Тот факт, что Гитлер прислал за мной своего личного пилота, несколько успокаивал. Я подумал, что Гитлер знает об этом. Возможно, в конце концов он понял, что нуждается в холодной голове рядом. Надежда умирает последней.

За таким энергичным началом последовало обычное недоумение. Бауэр не появился, но приказ есть приказ, так что я сел на первый попавшийся самолет «Люфтганзы» следующим утром и оказался в Берлине в полдень. В своем офисе я узнал, что адъютант Гитлера Фриц Видеман интересовался, не прибыл ли я, и попросил появиться в канцелярии в четыре часа. Меньше всего я ожидал увидеть те инструкции, которые он оставил для меня: «Герр Ханфштангль, фюрер желает, чтобы вы немедленно летели в Испанию, чтобы защищать там интересы наших корреспондентов. Несомненно, они сталкиваются с большими трудностями, поэтому для разрешения таких проблем нужен человек вроде вас». Я разом выдохнул. «За каким чертом вся эта спешка? – подумал я. – Послезавтра у меня день рождения, пятьдесят лет, и я устраиваю семейный праздник в Уффинге. Это дело совершенно спокойно может подождать. В любом случае, почему они выбрали меня для этой работы?»

«Как я понимаю, вопрос неотложный, и вы должны отправиться завтра, – ответил Видеман. – Вы ведь, кажется, хорошо знаете генерала Фаупеля, нашего посла там?» Это было правдой. Мой приказ начинал обретать какой-то смысл. Видеман продолжал. «Почему бы вам не начать собираться, Ханфштангль? – произнес он дружелюбно. – Некоторые из нас сильно скучают по вам здесь. Если ваша миссия увенчается успехом, я не сомневаюсь, что фюрер вернет вас сюда, а ваше влияние будет очень ценным».