«Добровольцем? – пролепетал я. – Меня вызвали в канцелярию сорок восемь часов назад и приказали встретиться с Фаупелем в Саламанке. Тогда я впервые об этом услышал. Я не говорю по-испански и плохо по-французски, и вряд ли сумею выбраться. Они сразу же схватят меня. Фродель, здесь должна быть какая-то ошибка. Сядьте где-нибудь и позвоните в Берлин, мы сможем все выяснить». Фродель пожал плечами: «Не получится, герр доктор, у меня строгий приказ. Попробуйте сохранять спокойствие, посмотрим, что будет. Я такое уже видел. Куда ни посмотришь, ничего, кроме гадостей».
Что за способ убить человека? Я видел, как работает их мозг. Все тщательно скрыто, и надоедливый Ханфштангль убран с дороги. Я практически видел заголовок в Völkischer Beobachter. «Глава отдела иностранной прессы Ханфштангль погиб, выполняя секретное задание», после чего, вероятно, следовал бы хвалебный некролог. Все мило, аккуратно, с сожалением – и конец. Третий человек снова появился в кабине, и Фродель попросил меня пройти в салон.
Спустя примерно полчаса из одного из моторов донесся стук. Фродель сразу же сбавил обороты. Нас кинуло вперед. «Что-то не так, – прокричал Фродель, многозначительно посмотрев на меня. – Я должен посадить самолет и посмотреть, в чем дело». Я вполголоса благословил его. Все еще оставался шанс. Мы приземлились на небольшом аэродроме, окруженном соснами. Это оказался Вальдполенц, недалеко от Лейпцига.
Место казалось практически заброшенным. Не было видно ни одного техника. Возможно, они закончили работу в этот день, и Фродель пошел искать коменданта. Мои попутчики казались совершенно сбитыми с толку таким поворотом событий и не знали, что делать дальше. В этом я увидел свой шанс. Это было очень в духе Третьего рейха. Приказ есть приказ, он не допускает никакой свободы. Если вам не удается его выполнить, нужно ждать новых приказов. Вероятно, они получили лишь простейшие инструкции, и даже у типа из гестапо, наверное, сложилось впечатление, что он был там, только чтобы помочь выполнить рискованное, но совершенно конкретное задание. Мы нашли кафе, и я заказал всем выпить в надежде выиграть время. Фродель присоединился к нам, сказав, что нет никакой надежды починить мотор до следующего дня и что комендант может через двадцать минут дать нам машину, которая доставит нас в Лейпциг, где можно переночевать. Я подумал о виденных мною густых лесах и посмотрел на гестаповца. Я должен был выбраться отсюда любой ценой.
Извинившись и сославшись на воздушную болезнь, я оставил их. Я чувствовал, что должен сообщить кому-нибудь о ситуации, в которой оказался, и, воспользовавшись общим замешательством, решил рискнуть, подошел к телефонной кабинке и позвонил в свой офис в Берлине. К счастью, офис работал допоздна из-за запросов прессы, и моя секретарша фрау фон Хаусбергер все еще была на месте. Я сказал испуганной женщине, что попал в западню, но что вынужден играть в эту игру некоторое время и попытаюсь позвонить ей снова, как только смогу. Она смогла сообщить мне, что несколько иностранных корреспондентов спрашивали, где я буду отмечать свой пятидесятый день рождения, и, не зная этого, она позвонила Видеману. Он посоветовал ей сказать, что я буду «в лоне семьи в Уффинге».
Когда я вышел из телефонной будки, то столкнулся с Фроделем. Я сказал ему, что только что разговаривал с Берлином и получил приказ от фюрера возвращаться в Уффинг. Это его удовлетворило, и, когда я начал жаловаться на эту шутку, которую только что со мной разыграли, он положил ладонь мне на плечо и сказал: «Больше ничего не говорите, есть другие. Я не хочу в этом участвовать». Я заказал еще по выпивке, чтобы соблюсти приличия, но потом, сославшись на больной живот, снова оставил их. К тому времени на улице было совершенно темно. Я вышел прямо из здания и сразу же очутился за пределами аэродрома на дороге. Довольно быстро я встретил крестьянку на повозке, и она со своим сильным саксонским акцентом сказала мне, что отсюда примерно в километре пути есть железнодорожная станция. Через четверть часа, идя самым быстрым шагом, я был там. Через десять минут отправлялся поезд на Лейпциг.