Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Мое фатальное замечание, которое она повторила, касалось критики безумной милитаризации и военного культа в партии. «Со всем уважением к погибшим, – говорил я, – если будет еще одна война, я скорее буду в окопах, чем торчать в Нью-Йорке, как мне уже приходилось. На передовой опасность прямая, а ты находишься рядом со своими товарищами. Как вражеский чужак во враждебной стране ты совсем один, и каждый день превращается в невыносимую пытку. Мои окна били, мне и моей прислуге угрожали и оскорбляли нас. Без передышки».

Фриц Видеман в своих мемуарах, опубликованных в 1950 году, описал ярость Гитлера, когда он узнал об этой истории. Видеману поручили вызвать меня в Берлин на следующий день и сказать, что вся история с самолетом была жестокой шуткой, чтобы напугать меня и заставить подчиняться приказам. Съемки Яровски показывали в канцелярии, и они вызывали там приступы саркастического смеха. Вся эта история сильно всех забавляла, пишет Видеман, до тех пор пока они не обнаружили, что я бежал в Швейцарию. Тогда они забеспокоились. Я знал слишком много. Единственное замечание, которое я могу добавить, связано с недавней встречей с пилотом. Через несколько лет после моего возвращения из изгнания я нашел его в Аугсбурге и пригласил пообедать. Он признал, что в той истории с полетом в Испанию сыграл свою роль. Он не знал, кем должен был быть его пассажир, до тех пор пока не увидел меня, и что он сымитировал поломку двигателя. Он заявил, что его настоящие указания были еще более ужасными. Он должен был летать кругами над аэропортом Борк рядом с Потсдамом и ждать дальнейших указаний по радио. Ему дали понять, что Геринг собирался развлекать высокопоставленных представителей из-за границы, а в кульминации воздушного представления предполагалось расстрелять манекен на парашюте.

Я до сих пор не считаю это шуткой.

Глава 16 Разговор в Катоктине

Боденшац в роли эмиссара. – Вызволение Эгона. – Подкуп, просьбы и угрозы. – Предупреждение Райхенау. – Чужестранец не враг. – Угри в купальном домике. – Забитые казармы в Канаде. – Триумф Хаусхофера. – Предложение Рузвельту. – Государственный заключенный в парке Буш-Хилл. – Отчеты президенту. – Нет стимула для революции. – Игнорирование черного списка. – Возращение в руины. – Мир не для Гитлеров

Ни в одном изгнании нет ничего приятного, и мой случай не исключение. Я некоторое время оставался в Цюрихе в укрытии, занимаясь в основном лихорадочными попытками тайно вытащить Эгона из Германии к себе, пока нацистские власти не узнали о моем местонахождении и не стали следить за перемещениями моей семьи через границу. Он все еще был в школе в Штарнберге и жил в кошмаре обмена осторожными телефонными звонками с его директором по вопросу оформления паспорта в то самое время, когда в Уффинге, не далее чем в двадцати километрах, полиция выписала ордер на мой арест.

Я остановился в отеле «Баур о Лак» под именем доктора Францена и большую часть времени проводил, спрятавшись в комнате на верхнем этаже. Тем не менее я не мог оставаться там целый день, и, видимо, один из военно-морских атташе из американского посольства в Берлине увидел меня в фойе. Вскоре после этого, а это было примерно в середине марта, он оказался на приеме со своим послом и услышал, как мистер Додд и Луис Лохнер обсуждали, что они не видели меня уже три или четыре недели, и спрашивали друг друга, не видел ли кто меня. Он тут же рассказал, что видел меня в Цюрихе, и эта новость скоро дошла до канцелярии.