Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

В машине было два человека: функционер из министерства пропаганды и неряшливый и неаккуратный тип в пальто верблюжьей шерсти, который представился как Яровски и сказал, что будет моим фотографом, что он знает Испанию как свои пять пальцев. Камера болталась у него на шее, но, насколько я заметил, это было единственным доказательством его профессии. Я всегда сам выбирал себе помощников, и мне совершенно не понравилось, как мне его всучили. По пути в аэропорт они с человеком из министерства пропаганды, кажется, его звали Нойман, вели громкую беседу об ужасах гражданской войны в Испании, рассказывая славные подробности и даже демонстрируя друг другу фотографии изуродованных женских тел. Мое мнение о Яровски ухудшилось.

К моему удивлению, я заметил, что машина ехала не на юг к аэродрому Темпельхоф, а по западному шоссе, ведшему из города. Однако мне объяснили, что мы едем на аэродром Штаакен, так как я полечу на военном самолете. На углу площади Адольфа Гитлера в пригороде мы подобрали Берндта. Он залез на переднее сиденье, нагнулся и передал мне немецкий паспорт. «Вас будут звать Август Леман, – сказал он. – По профессии вы художник и дизайнер интерьеров». Что за идиотская идея, подумал я, и резко посмотрел на него. Готов поклясться, что в уголках его губ промелькнула гнусная ухмылка. Подъехав к выходу на поле, мы остановились. Берндт прошел через ворота и исчез там минут на двадцать. Когда он вернулся, мы въехали внутрь и остановились рядом с шеренгой самолетов. Там был Боденшац, ждавший нас с комендантом аэропорта, полковником Кастнером.

С момента, когда мы покинули Паризерплац, Яровски снимал каждую деталь нашего путешествия, хотя я пару раз резко заметил ему не тратить пленку впустую. А теперь его камера жужжала постоянно. Подошел пилот и представился капитаном Фроделем. Кастнер дал мне парашют и сказал, что я должен примерить его. У меня вообще-то не та фигура для этой ерунды со стропами и обвязками, и я в жизни не надевал такие штуки, так что, без сомнения, выглядел я в высшей степени нелепо, особенно учитывая, что Яровски все время снимал весь процесс на пленку. Мне подробно рассказали, как использовать парашют, считать до восьми и затем дергать кольцо, если бы мне пришлось прыгать. Интрига еще более запуталась, когда прибыл зловещего вида тип, настоящий гестаповец, которого Кастнер представил просто: «Его имя не имеет значения». Мы определенно были очень странной командой, и я начал гадать, что происходит.

«Машина исправна?» – спросил Боденшац пилота. «Абсолютно, на сто процентов, сэр», – ответил он, хотя мне показалось, что в его взгляде сквозило некоторое беспокойство. Я забрался на борт. Кажется, это был легкий бомбардировщик или что-то вроде того. Я не разбираюсь в таких вещах. Внутри все было увешано ручными гранатами, а мое сиденье было из голого металла. Отличный способ провести девять часов, сказал я себе. Двигатели работали, но Яровски и тот загадочный тип задержались снаружи, разговаривая с Боденшацем и комендантом. Наконец, когда я уже потерял терпение, они забрались внутрь, дверь закрыли, и мы взлетели.

Вряд ли мы находились в воздухе больше десяти минут, когда подошел Яровски и сказал: «Пилот хочет поговорить с вами». Я протолкался вперед и плюхнулся в кресло помощника пилота. Мы стали говорить о том и сем под шум моторов, и я заметил, что он обрывал разговор, когда наш анонимный компаньон оказывался поблизости. Однако, когда тот тип ушел на несколько минут, Фродель посмотрел прямо на меня и сказал: «Вы ведь доктор Ханфштангль?» «Ну конечно, – ответил я в изумлении, – а кто я, по-вашему?»

«Я знаю вас только как Августа Лемана, но я узнал вас по фотографиям из газет. Какие у вас инструкции?»

«Ничего конкретного, – ответил я. – Я должен прибыть в „Гранд-отель“ в Саламанке и встретиться с генералом Фаупелем».

Теперь настал черед Фроделя удивляться: «С чего вы взяли, что направляетесь в Саламанку?»

«Ну конечно, я еду в Саламанку, – отрывисто ответил я. – Все было организовано вчера по приказу фюрера. Там какие-то проблемы у немецких журналистов».

В голосе Фроделя появилось напряжение: «Герр Ханфштангль, у меня нет приказа отвезти вас в Саламанку. Мне велено сбросить вас за линией фронта красных между Барселоной и Мадридом».

Я внезапно понял, каким наивным глупцом я был. Я сам вошел прямо в ловушку. «Вы спятили, Фродель, – воскликнул я смущенно. – Это же смертный приговор. Кто дал вам такой приказ?»

«Этот приказ я получил в запечатанном конверте за две минуты до посадки на самолет. Он подписан лично Герингом. Я ничего не могу поделать. Приказ есть приказ».

«Фантастика, – воскликнул я, – если они хотят от меня избавиться, то есть более простые способы сделать это. Зачем тратить бензин. Зачем нужен весь этот цирк с фотографами, самолетами и пилотами? И зачем втягивать в заговор столько людей – Видеман, Берндт, Боденшац, Геринг, – это слишком невероятно…»

«Я этого не понимаю, герр доктор, – сказал Фродель. – Мне сказали, что вы вызвались добровольцем на эту миссию».