Мои друзья и знакомые

Рассказали ему компетентные люди, что при проектировании этой плотины мало того, что заложен запас прочности в расчете на наводнения повторяемостью раз в 10 000 лет, в сто раз реже, чем обычно, да еще вводится дополнительный запас — "гарантийная поправка", но еще и произведен расчет на устойчивость при прямом попадании в полотно атомной бомбы. Такое было поставлено условие с самого верха. То есть, это все равно, что при строительстве дома делать стены толщиной по пять метров. Нам, простым обывателям, в общем-то, всегда кажется, что чем больше запас прочности — тем лучше, что и нашло свое выражение в сказке про трех поросят и волка. Это оно так — если бы не ограниченность ресурсов. Если все человеческие и материальные ресурсы тратить на такие махины — больше ни на что не найдутся. Проверено. Во всяком случае, ни на одной из последовавших отечественных гидростроек после тех двух Волжских ГЭС такого размаха уже не наблюдалось. С одной стороны и зэков стало, все-таки, поменьше, да и Никита разбаловал народ, вышли из моды коммуналки с тридцатью жильцами на одно очко.

Что, естественно, отвлекало часть стройматериалов от пирамидостроительства.

Но хорошего понемножку. Фридланд вернулся через какое-то время в Куйбышев и стал аспирантом на той же кафедре, где получил диплом, у того же профессора Мхитаряна. Защитился он он в срок и без проблем, если не считать того, что одного из аэродинамических классиков в Ученом совете смутили слова диссертанта, о том, что в работе использована теория игр. Корифей начал возмущаться — какие, мол, игры, мы тут серьезными вещами занимаемся. Но его остановил один из коллег словами: «Помолчи уж, если бог убил!»

Через короткое время шеф, профессор Арташес Мелконович Мxитарян уехал на работу в Киев. И Фридланд за ним. Работали они сначала в Киевском Политехническом институте, потом в КИИГА. Об одном из эпизодов этой работы он рассказывал так. Прислали им на кафедру сверху, т. е прямо из украинского ЦК, на отзыв рукопись учебника по гидравлике на украинском языке. Некий профессор из Чернигова за двадцать лет работы сочинил. Раньше такого учебника никогда не бывало, так, если вдуматься, то и не нужно было. Ну, выучится, допустим, студент такой самостийной гидравлике. Придет на завод, в НИИ или в КБ, а там вся документация по-русски, если уж не прямо по-английски или немецки. Оно и русская-то техническая терминология почти вся скалькирована с немецкой в старых областях техники или с английской в новых.

Вернемся, однако ж, к учебнику по украинской гидравлике. Разумеется, у Володи и его шефа возникли именно такие рассуждения о не очень большой нужности сего учебника, но сразу выносить оценку они не решились, попросили пару этнических украинцев с кафедры прочитать и поделиться, что это за труд. Те почитали — и честно признались в неполной компетентности. Ну, не знают они использованных черниговским профессором терминов! Учились-то гидравлике они по нормальным учебникам, без национального колорита. Глаголы, да, действительно, используются правильные, союзы, предлоги и прочее, а терминология… Может быть, все и правильно. Нет критериев. Вот нет же на свете учебников гидравлики или высшей математики на ирландском гэлиге либо по-македонски.

Что прикажете делать? Так все в отзыве и написать? А потом поставить подписи: сын армян, профессор, доктор Мхитарян, как его подчиненные острили, и доцент Фридланд, человек без национальности. То-то в украинском ЦК порадуются! Думали-думали и, наконец, додумались.

Написали в отзыве так: учебник очень нужный, давно без него как без рук. Надо издавать, но обязательно вместе с украинским словарем терминологии по гидроаэродинамике, который и поручить составить тому же автору, как уникальному знатоку вопроса. Тот, действительно честный человек, их еще очень благодарил в письме и лично за такую хорошую подсказку. И начал составлять предложенный словарь, на который, по Володиным оценкам, при его темпах нужно было еще лет двадцать. Так тот учебник тогда и не вышел. Может быть, теперь-то за столько лет украинской незалежности и появился.

Надо сказать, что он, при своей сложной генетике, был настоящим интернационалистом старого коминтерновского образца, уже редкого в те годы. Смертно не любил любые национальные обвинения. Даже и мне однажды попало от него за сорвавшиеся слова о «татарской мафии» на ГПЗ. Хотя я себя искренне считал лишенным национальных предубеждений, у меня были и очень близкие друзья, и девушки из татар и башкир. Да и вообще в пору моих детства и юности в Уфе национальная вражда казалась чем-то очень отдаленным, то ли из Африки, ну, самое близкое — из Кавказа.

Там в Киеве работали они, среди прочего, и для КБ Антонова.