Мои друзья и знакомые

Получил он тогда кличку «Доцент», ну, он и в самом деле был раньше доцентом в КИИГА — Киевском институте инженеров гражданской авиации. Я вообще наслушался от него рассказов об его биографии. Дело было так, что Володя — коренной самарец очень запутанного национального происхожения. Получалось по его же рассказам, что он на четверть украинец, на четверть немец, на четверть татарин и, если не ошибаюсь, на четверть еврей. В итоге он писался по паспорту русским, что, как мне кажется, достаточно правильно. В эвакуации, или, точнее, в поисках места для выживания во время войны жила его семья где-то в татарской деревне недалеко от Бугульмы. После окончания школы он поступил в Куйбышевский Авиационный институт. Доучился до третьего курса, а в сентябре, придя продолжать учение уже на четвертом, неожиданно узнал, что тут он уже не учится.

Причина была по тем временам распространенная: в отделе кадров вдруг сообразили, что у него был дядя, репрессированный в Тридцать Седьмом. Пришлось ему продолжать учебу уже в недавно созданном Гидротехническом институте как мелиоратору. Tоже, вроде, гидравлика.

Приходит он первого сентября в свою новую альму матер — а там пол-аудитории таких же, как он, бывших студентов авиационного с замаранной анкетой. Ну, на миру и смерть красна. Я мог заметить, в качестве следа от обучения мелорации только красивое слово кольматаж, которым он активно пользовался. Вот, если на промысловых измерениях маленько пропускает соединение, особенно там, где течет жидкая фаза, то Володя уверенно успокаивает: "Ничего, — мол, — закольматируется", — В смысле, достаточно малая дырочка быстро забьется частичками твердой фазы — пылью, ржавчиной — и утечка сама прекратится. Часто так и и бывает. И не только в гидравлике.

После четвертого курса, не то после окончания ВУЗа попал он на строительство знаменитой Куйбышевской ГЭС. Работал начальником изыскательской партии, в которой все, кроме него, были, как сами понимаете, зэки.

Приходит он первого сентября в свою новую альму матерь — а там пол-аудитории таких же, как он, бывших студентов авиационного с замаранной анкетой. Ну, на миру и смерть красна, или, как еще говорят, за компанию и жидомасон повесился. Сумел ли новый мелиоратор до конца проникнуться своей нынешней гуманной профессией, мне в точности не известно. Во всяком случае, как только появилась возможность, он снова отрастил себе крылья, аспирантура и вся дальнейшая деятельность у него все-таки были по авиационной линии.

Но, однако, в июне 1952-го все это еще впереди и новый инженер-гидротехник по распределению отправляется недалеко от дома, в Жигули на строительство самой большой в мире Куйбышевской, ныне Волжской, ГЭС. Проработал он там два года до поступления в аспирантуру, а заряд впечатлений, как кажется, получил на всю жизнь. Строили гидростанцию сами понимаете, кто. Не могу не потянуть одеяло на себя. Когда мой друг делился со мной своими воспоминаниями, я ему тут же доложил, что как раз об эту пору наблюдал за великой стройкой с борта парохода, путешествуя с дедом по Волге после успешного окончания первого класса. И вот детский глазок ухватил, что строители на берегу были, в основном, в знакомых и по родному городу темносерых бушлатах. После этого в течение многих лет у меня не был в сознании решен вопрос о стартовом периоде великих строек. Что начинают любую стройку комсомольцы-добровольцы — это я твердо знал из радио и "Пионерской правды". Что строят люди в бушлатах и черных треухах — это я видел своими глазами. Каким образом происходит переход — было неясно. Как рабочую гипотезу я принял, что первопроходцы с горячими сердцами приезжают, натягивают колючку, а уж тогда завозят этих, в офнаечках.

Только "Один день Ивана Денисовича" и чеканная формула " Надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать — чтоб не убежать. А потом строить" — рассеяли мое заблуждение Ну, а Володя Фридланд все это наблюдал непосредственно изнутри, работая вольнонаемным начальником геодезической группы, где все, кроме него, были зэками. Человек привыкает ко всему и он привык. Да и нельзя же сказать, чтобы зона так уж сильно отличалась от остальной страны. Тем более, он-то ночевал не в зэковском бараке, а в общежитии молодых специалистов, а в выходной и вовсе мог съездить к родителям в город. А что в первую же неделю на площадке нивелирования, откуда ни возьмись, нашлась свежеотрезанная стриженая голова, которую один из зэков-реечников тут же выпнул в запретку — так разве мы с ним спустя тридцать лет не находили при обследовании газопровода вытаявший из-под снега бомжовый трупик. Ментам-то сообщили сразу, а что они неделю не приезжали — так мало ли у них таких случаев, это для нас в редкость.