А дела у него, как потом выяснилось, шли не особенно хорошо. Вообще свое материальное положение он коротко характеризовал так, что в конце 50-х после защиты кандидатской он сразу вышел на высокий уровень зарплаты. Четыре тысячи рублей году к 60-му, действительно, получали не так многие. И с тех пор его обеспеченность небыстро, но неуклонно падала. Но в начале 90-х падение стало заметным. Инфляция, а зарплата в деревянных все та же. Вокруг люди, в том числе его бывшие мюриды, как-то крутились, создавали кооперативы, делали работы для фирм по всей стране, торговали. Кое-кто и заметно разбогател. Но для него тут места как-то не находилось. Я-то об этом ничего не знал.
Моя работа в «Черногорнефти» закончилась, в большой мере потому, что мне совсем не нравились новые знакомые моего босса. Они производили на меня впечатление вежливых и общительных гангстеров, особенно широко известный ныне Алишер Усманов, тогда рекомендовавшийся, как лоббист, и явно нацелившийся на нефтедоллары нашей фирмы. Я решил, что и один не пропаду, и сделал свою домашнюю фирмочку «Техническое бюро», созданное, как я говорил с гордостью, без единого рубля взятки. Давал консультации по нефти и газу, делал небольшие работы для старых знакомых по временам «
Прилетел я в Нягань и почти сразу увидел и Владимира Яковлевича и других участников работы. Увидел и Таню, но она только представила нас местному начальству, разместила девочек-пробоотборщиц в какой-то пустой квартире, а нас с Володей и еще одним сотрудником в общежитии и улетела назад. Работа пошла довольно бойко — все-таки опыт, с факелами мы умели работать. С местными работниками мы сошлись неплохо и замглавного инженера даже попросил нас помочь ему в уборке его картошки. Ну, действительно, помогли ему выкопать, потом он нас хорошо угостил в своей будке на участке. Одно горе, Володю неожиданно прихватил сильный радикулит, выяснилось, что нагибаться и копать он не мог. И очень чувствовал себя неудобно — все работают, а он не может. Я его утешил, сказав ему: «Ты будешь у нас за представителя райкома. Будешь ходить рядом и говорить: «
Года через два, я уже проводил тогда сына и его семью в Штаты, да и сам уже задумывался об отъезде, раздается звонок: «Это Фридланд. Я в Москве, в Центральной Клинической Больнице Министерства Путей Сообщения». Я тут же собрался и поехал. Это в Лосином Острове, ехать через метро «Улица Подбельского», потом автобус. Добрался я, увидел Володю. Оказались плохие дела, у него болезнь крови. Если убрать жалкие слова и как бы научную эквилибристику — рак крови, сказалось, быть может, его многолетнее хождение по высокогорьям под ливнем космических частиц, послали вот сюда. Ну, палата на шесть человек, всё по-советски. Приезжал я еще вместе с женой, привозил фруктики, какие-то нужные шприцы, которых в клинике не было и надо покупать самому больному. Оказалось, что и вообще почти ничего нет, как и в других больницах, ни лекарств, ничего. Покупай сам! А у Фридланда и денег нету. Как это получается, при том, что у него в Краснодаре полно учеников, я не стал и спрашивать.
На счастье, у меня в то время была хлебная работа. Мой старый нижневартовский знакомый Витя Сергеев работал в ту пору руководителем в совместном российско-британском предприятии, офис которого находился в нескольких кварталах от моего Безбожного переулка. У них было в Коми республике, рядом с городом Печорой месторождение с нефтью, застывающей уже при плюс тридцати. Так называемая