Мои друзья и знакомые

Дальше вернулись на станцию в зал ожидания, сухо сообщили компаньону, что он мог, в принципе, нас и не дождаться, и попытались отдать ему одну из банок добычи. Он отказался, сказав что-то о том, что-де мы рисковали жизнью. Ну, вряд ли, по правде, за «Нескафе». Тут, наконец, пришел поезд и мы покатили в Нижневартовск. Я домой, а Володя в гостиницу «Северная». Добавлю к этим историям только то, что через пару месяцев я был в краснодарской командировке и наш замдиректора показал мне толстый том научного отчета об этой нашей эпопее со словами: «Писали — не гуляли». Я посмотрел с искренним уважением.

Одним словом, продуктопровод теперь работал, а еще через год по фридландовским расчетам вытесняемая водная фаза должна была дойти до Пыть-Яха и проблемы забылись бы. Во вяком случае, на этом конкретном продуктопроводе. Что очень хорошо, поскольку тем временем строилось его продолжение до Туймазов с выходом в Поволжье. Я в период его пуска, уже зная о возможных трудностях, прокатился с бригадой химиков-аналитиков по трассе через Тобольск, Тюмень, Курган и Уфу, с дороги отправляя сотрудников с отобранным на узлах пробами ШФЛУ к себе в Нижневартовск, благо наши химики уже приспособились за время аварии к анализу таких проб. В общем, получалась та же картина, но теперь мы заранее знали, что делать при закупорке.

Единственно, что мне не понравилось, так это то, что узлы — выходы электрозадвижек на поверхность совсем не охранялись, просто были двери, закрученные на проволоку, так что оставшиеся без бензина шофера могли при желании подъехать, открутить проволочку, подставить ведро под пробоотборную трубочку и открыть вентиль.

Фракция будет литься в ведро, испаряться по большей части, но в остатке в ведре наберется газовый бензин. Правда низкооктановый, но ехать на нем можно, хотя мотор портится. Какая-то совершенно афганская простота! Ну, и то, что эти трубочки для пробоотбора были довольно сильно прокорродированы, хотя фракция пошла буквально недели назад.

Я по простодушию спросил эксплуатационников в Кургане, работает ли у них электрозащита трубы. Он ответили, что работает, вот неделю назад включили. «Как? Труба и задвижки же смонтированы год назад, а у вас тут в полукилометре электрифицированная железная дорога!» — «Ну, так фракции же не было, труба была пустая». Что, конечно, внешней электрокоррозии никак не мешало. Я очень расстроился и уже в Уфе, после того, как отправил домой последнюю пробоотборщицу, встретился случайно с нашим ГИПом этой трубы Мишей Дубинским, мужем той самой Вали, сотрудницы В.Я… Рассказал ему и мы с ним сочинили и отправили в Союзнефтегазпереработку докладную о делах на новом продуктопроводе. В главке ее, конечно, отправили сразу в архив. Но я еще не раз о ней вспомнил, особенно, когда эта самая труба взорвалась через шесть лет, погубив шесть сотен душ. Взорвалось не по этой причине, но качество строительства и эксплуатации оно и есть качество.

Ну, а к осени, в октябре либо ноябре, труба Западная Сибирь-Урал-Поволжье работает, подает фракцию на заводы Башкирии и Татарии. А я еду, не помню уж зачем, в командировку в головной институт.

Приезжаю, не успел еще дела сделать, а меня вызывают к директору — изменения в командировке, труба замерзает в Башкирии. Ну, кто бы мог ожидать?! А мы с Фридландом, вроде бы, уже специалисты. Авиабилетов на Уфу нет, взяли нам до татарской Бугульмы, оттуда ехать до Туймазов часа полтора, машину за нами пришлют.

Прилетели мы ночью, ходили-ходили по пустому аэропорту, думаем — может вмазать по стопке, раз в Краснодаре не успели. Подходим к буфету, спящая буфетчица, казенная есть, можно бы и взять по стопейсят, но из закуски на полках только кубинские банки с Желе из Гуайявы. Мы в те времена не знали — что это, но по названию поняли: какой-то тропический фрукт. А нам бы по соленому огурчику! Так невыпившими и дождались УАЗика из Туймазов с газоперерабатывающего завода. Ну, еще переезд по ночной степи.

Приехали. Заходим в гостиницу, мол, должны быть для нас зарезервированы места. А тетка, опа по-татарски, на регистрации смотрит на нас с удивлением и сообщает: место есть, но одно. «Почему, в телеграмме же было два, Эйгенсон и Фридланд?» — «А я решила, что это ошибка и Фридланд — это имя, а Эйгенсон — фамилия». Видим, действительно, нету, видимо, у опы за стойкой мест. На аварию наехало людей и еще ожидаются. Пожалели мы ее, согласились, чтобы в мой одноместный номер принесли раскладушку, а завтра они исправятся.

Я долго попрекал Володю тем, что он не личность, а мое отчество. Но мы сделали совершенно правильно. За нашу незлобивость на следующий день мы получили два одноместных номера и до конца работ жили, как короли, при том, что почти все понаехавшее начальство жило в номерах двухместных и трехместных. Работа шла на этот раз уже в более нормальном темпе. Заливали метанол, благо тайги вокруг не было и подъезды к трубе были без больших проблем. Был вопрос — сколько еще нужно метанола, но тут я нашел ответ, чем впоследствии очень гордился.