Ну, набрела Володина группа на стан сванов-пастухов. От грузинского стола, в данном случае расстеленной около костра бурки, без тостов не отойдешь. Но, как сказано выше, это было не вино, а крутой кукурузный самогон, настоянный на нечеловеческой остроты красном перце. Ребята плакали, но пили. А их руководитель пришел с жутко обожженными высокогорным ультрафиолетом губами. Он так пить не мог и поэтому свернул из куска плотной бумаги воронку и вливал напиток через нее прямо в горло. Соответственно, не было и такой резкой реакции, как у товарищей. «Но наутро мне понадобилось отойти облегчиться. И вот тут я почувствовал, что там — тоже слизистая!»
Или вот, он мне рассказывал, что при маршрутах, особенно по Памиру, они, когда могут, стараются провезти с собой в рюказаках разобранную мелкокалиберную винтовку. Все же сублимированное мясо очень надоедает, это я и сам знаю. А тут сурки близко к человеку не подходят, опасаются, но где-то метрах в двухстах вполне могут стоять на задних лапках, рассматривать. Интересно же! Для охотничьего ружья это далеко, а из ТОЗовской мелкокалиберки при зорком глазе и верной руке — вполне. И как только сурок опрокинулся и они идут к нему свежевать, так тут же неподалеку обнаруживается в совершенно ненаселенной местности абориген-горец. Сидит на корточках и ждет. Туристам нужно мясо, а ему — сало. Вытопленный сурковый жир считается у таджиков самым ценным лекарством против туберкулеза, куда более целительным, чем европейские лекарства.
Жизнь продолжалась и в начале зимы, в декабре 1982-го начался новый пожар, уже у нашего основного заказчика Сибнефтегазпереработка. Стал замерзать трубопровод сжиженного газа от Нижневартовска до Пытьяха.
Дело в том, что из газоперерабывающих заводов выходят два целевых продукта. Это сухой газ, из которого выделены углеводороды тяжелее метана и водяные пары. Его можно подавать в дальние газопроводы вместе с природным газом из чистогазовых месторождений. И еще
Перевозят его по железным дорогам в специальных цистернах под давлением. Но в Нижневартовске ничего для такой наливки не было. Там и железная дорога пока работала под большим сомнением. Как говорили в городе: «Весной 1977-го к нам пришел первый поезд. А через год — второй». Дорога-то по болотам, насыпь все время надо досыпать. А ШФЛУ качали по специальной трубе через тайгу и трясины до станции Пыть-Ях недалеко от Нефтеюганска. Длина трубы, сколько помню, была около двухсот двадцати километров при полном отсутствии каких-нибудь дорог или хоть таежных тропок. И вот где-то посредине ее стали получаться гидратные пробки. Сжиженный газ ведь тоже образует гидраты, а при каких условиях тогда еще никто не знал. Не было таких данных, не занималась пока этим никакая наука.
Стали лить метанол прямо на входе в трубу в Нижневартовске. Но как он дойдет за сто километров, если движения потока практически нет? Плохо дело! Стали жечь фракцию на факеле у завода. Факел коптящий, закоптили все вокруг. А на станцию Пыть-Ях приходят с Волги и Урала составы с пустыми цистернами за фракцией. Ее уже нет, остаются составы ждать, забили все тупики от Тобольска до Сургута. А заводы в Нижнекамске, Уфе, Дзержинске, Перми без сырья, вот-вот придется среди зимы останавливать цеха. Пишут на нефтяное министерство жалобы в ЦК два первых секретаря обкомов из Уфы и Казани, да четыре министра: нефтехимический, химический, путей сообщения и еще газовый, чьи цистерны без дела простаивают.
Начальник Союзнефтегазпереработки прилетел к нам, стал как бы возглавлять штаб по ликвидации аварии. Как бы — это потому, что по факту единственным спокойным человеком среди начальства оказался гендиректор Сибнефтегазпереработки Алексей Ильич Воривошкин. Он истерик не устраивал, более или менее спокойно вел все совещания.
Вообще-то наш график работы вызывал некоторое удивление.