Мои друзья скандинавы

Ныне японцы, стремясь открыть своим товарам новые рынки, пытаются возможно точнее скопировать удобные, оригинальные, современного стиля эскильстунские ложки, ножи и вилки из нержавеющей стали, форма которых и качество безупречны.

Лучшие в мире хирургические инструменты тоже идут отсюда.

В парке Эскильстуны на высокой каменной четырехугольной колонне простерта огромная бронзовая рука — рука Творца. На ней, тревожно озираясь, стоит голый, только что сотворенный господом человек. Правой ногой он опирается на большой палец создавшей его руки, левой — на указательный. И вся его фигура — олицетворение любопытства и недоумения. В какой неизвестный мир он ввергнут Творцом? Что ждет его здесь?

А на одной из площадей Эскильстуны бьет необычный фонтан… Среди рвущихся со всех сторон могучих струй воды, обдающих его россыпью брызг, в страшных потугах корчится кит — нелегко ему было исторгнуть из чрева своего библейского Иону. У самого же выброшенного наверх Ионы лицо обезумевшего, обалдевшего человека.

Да может ли оно быть другим после трех суток, проведенных во чреве поглотившего его морского чудовища? Никакой святости! Из-за этого, говорят, церковники и отказались принять заказанную ими скульптуру-изваяние…

И эскильстунцы приобрели фонтан для вящего прославления своего города! И «Рука Творца» и фонтан «Ионы, исторгнутого из чрева кита» — творения великого скульптора XX века шведа Карла Миллеса.

Но не из-за плиток Иогансона, не из-за эскильстунских ножей и вилок и даже не из-за прекрасных, умных и вдохновенных творений Карла Миллеса припомнилась мне в тот весенний день в одном из стокгольмских музеев Эскильстуна.

Когда я впервые приехал в Стокгольм, этого музея здесь еще и в помине не было. Он мирно покоился на дне гавани, погребенный толщею морской тины. Теперь же, всплыв из глубин, он стал новой достопримечательностью столицы и влечет к себе толпы туристов — и старых морских волков, и бесконечные экскурсии школьников.

Имя его — королевский флагман, трехпалубный, шестидесятичетырехпушечный фрегат «Васа».

Мы на Неве охраняем «Аврору» как реликвию тех десяти дней, которые потрясли мир. Норвежцы в Осло сберегают под крышей деревянный «Фрам» Фритьофа Нансена и плот Тура Хейердала «Кон-Тики», знаменитые своими необыкновенными плаваниями.

В отличие от них, фрегат «Васа» известен тем, что ни в какие плавания не ходил, ни в каких морских сражениях не участвовал. Просто-напросто, выйдя под парусами первый раз в море, он через полчаса, едва пройдя восемьсот ярдов, от налетевшего шквала перевернулся и пошел ко дну со всем экипажем и многочисленными гостями, собравшимися отпраздновать спуск на воду нового флагмана.

Пролежавший 333 года на дне стокгольмской гавани, затянутый сотнями тонн ила, корабль в 1962 году был поднят со всеми пушками, ядрами, кухонной посудой и даже разменной мелкой монетой, принадлежавшей матросам.

Корабль очистили, поставили у берега острова, вблизи которого он затонул.

Вокруг его огромного дубового тела, высотой в шесть этажей, возвели стены из алюминия, крышу — и превратили в музей.

Высокие стены музея-ангара видны с многочисленных набережных столицы.

Сюда на краснобоких автобусах спешат по большим и малым стокгольмским мостам экскурсанты. Их перевозит к «Васе» теплоходик, неустанно круглый год снующий по заливу.

Конечно, любопытно в парах влажной атмосферы, искусственно создаваемой, чтобы лучше сохранять корабль, увидеть, как же выглядели линейные корабли-флагманы лет триста с лишним назад.

С уважением думаешь об инженерах и водолазах, благодаря точному расчету и мастерству которых удалось в целости поднять этот дубовый, набухший соленой водой трехмачтовый левиафан.

Но то были следы исчезнувшей, канувшей в историю воинской мощи и славы, которая, несмотря на всю храбрость «сынов любимых победы», несла шведскому народу лишь несчастья и разорение. Слава, обращенная в прошлое!

И, проходя по дощатым подмосткам, которыми в три этажа обнесен фрегат-флагман, я думал о новой славе шведского народа. Славе, обращенной к будущему.

Символом этой новой славы надо бы поставить у причалов и превратить в музей небольшое торговое судно каботажного плавания «Эскильстуна».

Внешне оно, вероятно, ничем не примечательно. Гривастый раззолоченный лев, искусно вырезанный из дерева, не поддерживает его форштевня. Внешне «Эскильстуна» — обыкновенный, видавший виды морской ломовик, коммерческий пароход. Но, оторвавшись от родного берега, он совершил великое и опасное плавание в будущее.

Это было первое судно, прорвавшее блокаду, которой интервенты пытались задушить молодую Советскую республику.

С грузом лекарств, бинтов, хирургических инструментов «Эскильстуна» пришла в Петроградский порт в мае 1919 года.

Она была первой ласточкой мирного сосуществования, прилетевшей в колыбель революции — Петроград, когда еще вокруг раздавался грохот орудийной пальбы.

Пусть «Эскильстуна» уже пошла на слом, думалось тогда мне, но память о ней жива и в душах и в делах шведских рабочих.

В этом еще раз я убедился вскоре, уже в Москве.