Мой генерал Торрихос

Доктор Валдевеллано, ректор университета, наблюдал всё это время за мной со своей скамейки. И мне предстояло, как его коллеге, профессору университета, решить этот вопрос культурно и гуманно. Но на меня смотрел, ожидая моего решения, и другой мой, не менее важный для меня коллега — представитель силовой структуры. И если я не проявлю должную суровость, то рискую, что такую суровость к беднягам — «мариконам» — проявит он. Надо было удовлетворить их обоих: быть одновременно и жёстким, и мягким. Я вскарабкался на скамейку как на трибуну и сказал: «Слушайте вы, говнюки-мариконы, на этот раз я ничего вам не сделаю и отпускаю вас на свободу. Но вы уйдёте отсюда бегом, и только так, чтоб я вас не видел!..»

Но они, эти несчастные, и не подумали подчиниться мне! Я думаю, они надеялись, что их поведут в тюрьму, где им будут только рады другие заключённые. Более того, один из мариконов произнёс мне в лицо целую речь: «Вы, кто Вы вообще такие? Гориллы-военные, больше никто. Избиваете всех подряд. Разрушаете эту страну. Тут уже нет демократии…» и т. д. и т. п. Я даже смутился перед ним. А в конце речи он сказал: «Хорошо, мы пойдём отсюда, от вас, но пойдём потихонечку-потихонечку…» И так именно они и сделали, оставив меня на посмешище…

Когда тем же утром я рассказывал эту историю генералу, он смеялся от души.

С тех пор прошло больше десяти лет. По возвращении в Гватемалу они подложили бомбу в автомобиль Роберто Валдевеллано, и он только чудом спасся. Меньше повезло Карлосу Энрике Седеньо, которого расстреляли неподалёку от его дома. Пикки Диаса не было дома, когда они ворвались туда за ним. Вместо него они схватили его сына, увезли и убили его. Генерала Торрихоса убили 31 июля 1981 года.

И тут же Конституция страны была изменена и Ассамблея представителей муниципалитетов была ликвидирована.

Мы, латиноамериканцы, любим пошутить, посмеяться, выпить пару-другую бокалов и хоть немного побыть весёлыми и беззаботными. Но это опасно. В любую минуту враг может прислать нам труп нашего товарища, брата и превратить нашу улыбку в страшную гримасу, наполовину скроенную из её остатков и из нарастающей боли.

— * —

Подобно тому, как связаны между собой любовь и ненависть, в том числе в политике и социуме, где ты любишь жертву и ненавидишь её палача, похоже, такая же связь существует между высокомерием и простотой. Никто не бывает таким униженным и презренным перед хозяином, как высокомерный и горделивый человек перед своими подчинёнными. У Торрихоса же наоборот. Его запальчивость и гордыня перед североамериканским империализмом компенсировалась его простотой поведения с подчинёнными и вообще с людьми. Простотой моральной, политической и философской.

Однажды нашим ВВС предложили приобрести самолёт, и генерал попросил для его демонстрации слетать на нём на Галапагосские острова. Как только мы приземлились там и вышли из самолёта, в нас вселилось странное, одновременно и религиозное, и атеистическое чувство.

Здесь всюду как будто чувствовалось присутствие Дарвина и его теории эволюции. Кажется, именно в путешествии на эти острова он получил весомое подтверждение своей теории. На главном острове архипелага находится институт его имени, но Дарвин здесь повсюду, и более всего в сельве, которая похожа тут на храм природы и гуманизма.

Галапагосские острова

В море и на земле тут огромное количество тюленей, морских львов, гигантских черепах, птиц, но больше всего здесь игуан. Так как запрещено наносить им любой вред, они не боятся людей и взбираются даже на столы, где едят люди.

Генерал говорил тогда, что эти игуаны, несомненно, знакомы с теорией Дарвина и поэтому относятся к нам в буквальном смысле как к братьям. Это наши «дерзкие предки», как назвал их генерал, которые требуют от нас биологической солидарности с нами, почтения и уважения. И они замирали перед нами, глядя нам прямо в глаза, как бы подтверждая только что сказанное генералом.

На следующий день он проснулся очень рано. В отеле, где мы остановились, все ещё спали, и потому мы сами взяли стоявшие у двери два велосипеда и отправились по деревне поискать место, где можно было бы выпить утренний кофе. С трудом, но нашли такое место.

Здесь, и даже раньше, когда мы ещё крутили педали наших велосипедов, генерал переложил в серьёзную форму те наблюдения, над которыми мы подшучивали вчера. Мы не созданы богом. Мы результат долгой, медленной, болезненной, но своей собственной «конкисты», которая привела нас через века от самых примитивных форм жизни к её рациональным и духовным формам сегодняшнего дня. Мы должны были идти по этому пути, приспосабливаясь, соревнуясь, преодолевая препятствия, шаг за шагом, и всё ещё находимся посередине пути. Быть человеком — это наша награда, а не подарок. И даже если Бог существует, он должен быть гуманистом.

Игуана

Генерал был вполне доволен. На этот раз он был своим для игуан и скромно представал перед ними, как перед своими предшественниками.