В течение войны в Никарагуа сотрудничество генерала с сандинистами на первом этапе было скрытным, но мало-помалу становилось всё более открытым и откровенным. Несмотря на то что генерал уже находился в состоянии дипломатической конфронтации с США в связи с переговорами по передаче Панамского канала, он без колебаний подвергал тем самым опасности свой успех в них, способствуя чужому успеху.
Разумеется, на самом деле он не считал его чужим. Для него никогда не были чуждыми интересы народа любой страны. Кроме того, он говорил: «Единственно верная правильная форма ведения переговоров с североамериканцами — это вести их с гранатой в руке».
С другой стороны, хотя развёрнутая им дипломатическая война со Штатами не велась методами, подобными военным, он не уставал утверждать, «что нет юридических форм освобождения любой страны».
И поэтому из Панамы на тайную полосу в районе г. Либерия на никарагуано-костариканской границе регулярно отправляется большой самолёт с различными военными грузами. Там этот самолёт со всем его содержимым продаётся Модесто.
Модесто сажает в самолёт своих бойцов, и они летят с ним освобождать намеченный для этого район или город. В случае же плохих метеоусловий в зоне приземления пилот, разумеется, панамец, не приземляется. По возвращении в Панаму у Модесто самолёт как бы отбирают, но потом его так или иначе продолжат использовать в этой войне.
Постепенно шёл процесс объединения различных тенденций Сандинистского фронта освобождения, что было совершенно необходимо для победы революции. Ранее каждая из этих тенденций «тащила на себя одеяло руководства», не имея достаточных для этого своих сил, тем самым ослабляя Фронт в целом. Так называемые «терсеристы», сторонники «третьего пути», стремились как можно скорее достичь победы, хотя бы и в союзе с люмпенами и регрессивными слоями общества. Группа Народной войны (ГНВ), объединявшая наиболее опытные кадры, выступала за упорную, хотя бы и более длительную, борьбу, готовые ждать лучших условий для более чистой в политическом смысле победы, обеспечивающей последующие радикальные и глубокие преобразования общества. Что касается третьей группы «Пролетарии», то я не очень знал их и предпочту о ней умолчать.
С годами становилось всё более ясным, что обе главные группы правы, но ни одна из них не права абсолютно. Тогда один из сторонников ГНВ говорил мне: «Мы — лучшие, но в этой войне победят они». К счастью, всё это принадлежит прошлому.
Они победили. И спасибо за это прежде всего Фиделю Кастро, который всегда просил их объединиться.
Спасибо и генералу Торрихосу, который тоже советовал им объединяться, не ставя при этом никаких условий при предоставлении помощи той или иной группе. Он хорошо знал, что эта борьба — это борьба их, никарагуанцев, и что его роль в ней — это роль содействующего, а не руководителя.
Важно прояснить это, потому что некоторые хотят, причём с самыми добрыми намерениями, отвести генералу более важную роль в деле объединения левых сил в Никарагуа.
Кого же ещё надо было бы поблагодарить за сотрудничество в деле монолитного объединения никарагуанцев и их руководителей, который, однако, несомненно, хотел бы обратного, так это Рональда Рейгана, человека, которому, как сам сказал, «доставляет удовольствие ненавидеть».
Достойного представителя империализма. Быть может, когда-нибудь стоит возвести ему памятник, также как это предлагал сделать генерал Торрихос, имея в виду Маккарти, «с признанием их заслуг в деле социальных преобразований в мире». Потому что репрессии всегда вызывают соответствующий им ответ. Потому что, когда окрашивают в красный или в любой другой цвет тех, кто выступает против несправедливости и за создание общества со справедливым распределением благ, люди приходят к выводу, что эти цвета хороши, и потому правильными являются намерения тех, которые себя с этим цветом идентифицируют.
Образ Рональда Рейгана работает и на личном уровне. Много раз, когда у меня наступало политическое отчаяние, и всё становится безразличным, и даже сама жизнь тривиальным и бессмысленным образом утекает из меня, я представляю перед собой мрачное, покрытое морщинами лицо Рейгана, моё сердце наполняется спасительной ненавистью. Ненавистью к империализму и любовью к человечеству. И будто бы жизнь вновь возрождается во мне.
Предоставленное Панамой в 70-е годы содействие революции в регионе — это больше чем обыкновенная проекция другой экономики на страны перешейка из-за своего уникального географического положения. И, конечно, больше, чем акт щедрой и незаинтересованной солидарности.
Точнее, это всё, но и гораздо больше этого. Генерал Торрихос рассматривал эту солидарность и помощь и как инвестиции в будущее своей страны, в которой грядущие социальные изменения со временем благоприятно отразятся и на нашей экономике. Более того, можно сказать, что для генерала Торрихоса панамская революция простирала своё влияние на весь регион.