Мой гениальный залёт

Надо бы это как-то донести до Ильина, но я настолько была выпита историей с Павликом-Егором, что не хотелось даже рот открывать, а уж деликатно строить предложения с отказом – и подавно.

Впрочем, Ильин больше не приставал, пыхтел только и губы дул, как ребёнок, но домой меня доставил.

– На кофе не пригласишь? – всё же сделал он попытку не расставаться.

– Нет, – отказала с каменным лицом.

– Ты как не родная, Юль, – вздохнул Лёшка. – До завтра?

– До послезавтра, – неожиданно решила я. – Отгул возьму. Мне… нужно отдохнуть.

«В себя прийти», – это себе, не для его ушей.

– Да-да, конечно, – часто заморгал Ильин и погладил меня по щеке.

Я не стала дожидаться, когда он ко мне с поцелуями полезет или соизволит выйти из машины, чтобы дверцу открыть. Вышла сама. Воздух глотнула и быстро нырнула в подъезд. Постояла, прислушиваясь. Уехал. Как гора с плеч. И только после этого зашла в лифт.

Я бы прислонилась лбом к стене, но не рискнула. Не в лифте. Скоро. Несколько этажей вверх. А потом – душ, стакан молока и платье, что будет мерцать неоново. А я буду лежать рядом и пялиться во тьму. Одинокая и никому не нужная, кроме двух сорванцов, что поселились во мне.

Он сидел на коврике, прислонившись спиной к двери. Такой же одинокий и несчастный, как и я. Волосы всклокочены. На щеке – тёмная полоса. Видимо, рискнул прислониться к панели в лифте. А может, где ещё его носило – не знаю.

– Что ты здесь делаешь? – голос гулко разнёсся в пустоте лестничной площадки. Костров вскочил на ноги.

– Тебя жду. Не гони меня, Юль, а? Я всё равно не уйду.

И я вдруг поняла: не хочу его гнать. Не могу. Он стоял, смиренно опустив руки. Смотрел, щурясь. Сглатывал так, что дёргался кадык.

– Будешь сидеть на коврике? – попыталась улыбнуться. Вышло, наверное, как-то криво, потому что мне резко захотелось плакать.

– Буду, – вздохнул он несчастно.

А я вдруг подумала: он такой искренний и располагающий к себе. Ильин вроде бы делал совсем недавно то же самое, но мне не хотелось ни слушать его, ни жалеть, ни понимать. А Па… то есть Егор… вызывал бурю эмоций. Я бы улыбнулась и ударила его, наверное. Наговорила бы в лицо каких-нибудь гадостей.

Вместо этого я попыталась его отодвинуть, но он стоял намертво. Руки не протягивал, просто ноги покрепче поставил.

– Если ты не отойдёшь, – сказала я его груди, – я не смогу открыть дверь.

– Оставишь меня на коврике? – спросил, всё же отступая.

Я не ответила. Вставила ключ в замок, повернула. Щёлкнул послушно механизм, и тогда его руки легли мне на плечи. Горячие ладони. И сам он близко-близко. Его дыхание обжигает волосы, и я сдаюсь. Из меня будто кости вынимают.

Миг – и моя спина соприкасается с его грудью. А потом его губы касаются шеи. И всё летит к чёрту на рога, по спирали вверх. Объятья становятся крепкими и настоящими.

Я задыхаюсь. Воздуха не хватает. Пусть это будет последний раз, как самая лучшая песня.

– Ты простишь меня, Юль? – шепчет змей-искуситель. Губы его касаются кожи и сжигают остатки моего благоразумия.

Я не знаю, кто он, Павлик или Егор. Я знаю одно: он тот самый, с кем я была тогда в космической комнате. Отец моих детей.

И я не знаю, прощать ли. Скорее – попрощаться, чтобы не городить ненужные иллюзии. Так проще для всех.

Я оборачиваюсь, чтобы встретить его лицом к лицу.

– Юль, – что-то хочет сказать и объяснить этот неизвестный мне Костров.

Кладу палец ему на губы. Не нужно. Без слов проще и понятнее. Я ему всё скажу завтра. Позже. Потому что сейчас я хочу быть просто девочкой. Получить свою порцию любви – осязаемой, когда меня касаются и боготворят. Когда есть простые и понятные знаки, что я желанна хотя бы вот в этот миг. Когда не нужно лгать и что-то придумывать.

Я взрослая и всё понимаю. Но во мне бушует океан – огромный, без берегов. С волнами и невероятной глубиной, куда хочется занырнуть и долго-долго падать на дно, качаться в невесомости и желать благословенной тяжести другого тела, что готово двигаться с тобой в унисон, дышать и проваливаться в тёмные бурлящие водовороты страсти.

Я вцепляюсь пальцами в лацканы пиджака Кострова. Чуть медлю и рву его с плеч. Слышу ответный вздох-полустон. Чувствую, как горячие ладони зарываются в мои волосы.

А дальше… его дыхание, моё. Его руки и мои. Я даже не помню, как мы очутились в спальне. Знаю лишь, что по дороге мы потеряли большую часть одежды.

Это было что-то сумасшедше-прекрасное. Настоящее, живое, горячее. Всё, как мне хотелось. Лучше, чем помнилось. Идеальный мужчина, что подошёл ко мне, как нужный ключ к замку.

Я могла не сдерживаться и не стесняться. Кричать и биться в экстазе. А он давал и давал ещё, словно не мог остановиться. Словно знал, что эта ночь – последняя.

– Тебе пора, – сказала я, когда рассвет припорошил сединой утренние сумерки.

– Я никуда не уйду, – ответил он мне хрипло и переплёлся со мной ногами, устраиваясь поудобнее.

Его рубило от усталости. И я решила: пусть поспит. Час или два ничего не решают. Он спал, а я, кажется, всё же плакала и почти невесомо касалась хохолка на макушке. Егор. Ну, хотя бы имя отца своих мальчишек я знаю теперь точно.

Глава 39