Вероятно, он был разочарован тем, что я не выспрашивала у него, чем он будет заниматься. Меня не беспокоило, что он мог делать секс-съемки. Вроде бы он гей. Я ничем не рисковала.
— Если в квартире будет чисто и пусто, если ты будешь уходить до того, как я проснусь, а я не умру от голода и не переломаю кости, то твоя работа меня не интересует. Ты получаешь карт-бланш. Только не выпускай меня отсюда. Я делаю нечто очень важное для себя. Зуб за зуб. Удар за удар.
— Зуб за удар имело бы больше смысла, — заметил он. — Может, ты все же сожжешь паспорт или разрежешь на куски водительское удостоверение? — с робкой надеждой предложил он. Я видела ход его мыслей. Он уже представлял, как критики станут описывать видео. Ему требовалась пища для анализа. Но этот проект выходил за рамки исследования «личности», «общества» и «институтов». Мой проект был поиском нового духа. Я не собиралась объяснять это Пин Си. Он подумает, что понимает меня. Но он не мог меня понять. Ему это не полагалось. И вообще, мне нужны были и свидетельство о рождении, и паспорт, и водительское удостоверение. Я проснусь — как я думала — и увижу прошлое как мое наследие. Мне надо будет подтвердить свою прежнюю личность для получения доступа к банковскому счету, чтобы ездить в разные места. Ведь я проснусь не с другим лицом, телом и именем, а с теми же. Я буду выглядеть абсолютно так же, как прежде.
— Но это обман, — возразил он, — если ты планируешь выйти отсюда и вернуться к такой же, как сейчас, жизни. Зачем тогда все это?
— Это личное, — ответила я. — Дело не в паспорте. Речь идет о внутренней работе. А что я должна, по-твоему, делать? Уйти в леса, построить форт и охотиться на белок?
— Ну, такое перерождение имело бы смысл. Ты видела что-нибудь из Тарковского? Читала Руссо?
— Мне многое было дано с самого начала, — заявила я Пин Си. — И не собираюсь все просто растранжирить. Я не идиотка.
— Мне, может, придется типа деградировать до камеры «Супер-8». Могу я опустить жалюзи в спальне? — Он вытащил из полотняной сумки написанный от руки документ.
— Убери контракт, я не собираюсь с тобой судиться, — сказала я. — Только не подведи меня и не просри мой проект.
Пин Си пожал плечами.
Я протянула ему ключ от нового замка.
— Если мне что-нибудь потребуется, я прилеплю стикер сюда. — Я показала на обеденный стол. — Видишь эту красную ручку?
Каждый раз, когда Пин Си будет приходить ко мне, он должен вычеркивать дни на календаре, висящем на двери спальни. Раз в три дня я буду просыпаться, смотреть на календарь, есть, пить, принимать ванну и так далее. Бодрствовать я намеревалась только один час. Я уже подсчитала: в течение следующих четырех месяцев, или 120 дней, я проведу без сна всего сорок часов.
— Приятных снов, — пожелал Пин Си.
Его лицо было бледным, мясистым, чуточку расплывчатым — может, из-за вазелина на подбородке, — но взгляд оставался острым, настороженным, глаза — темными, ясными. И, хотя я понимала, что он приколист, все равно доверяла его решительности. Он не выпустит меня отсюда. Он был слишком самоуверенным, чтобы не сдержать слово, и слишком амбициозным, чтобы упустить такую возможность и не воспользоваться моим предложением. Спятившая женщина, запертая в квартире. Я захлопнула дверь перед его носом. Он вставил ключ и запер замок.
Я приняла первую дозу инфермитерола из сорока, прошла в спальню, взбила подушку и легла.
Через три ночи я проснулась в кромешной темноте, сползла с матраса, зажгла свет и прошла в гостиную, ожидая увидеть на двери царапины от когтей — свидетельство того, что дикого зверя держат в клетке против его воли. Но не нашла ничего. Пин Си даже не вычеркнул дни в календаре. Моя квартира была почти неузнаваема — голая, чистая и пустая. Я могла представить, как какая-нибудь хорошо одетая агент по недвижимости врывается в нее — шарфик в цветочек трепещет, как парус, рядом с ее поднятой рукой, когда она расписывает достоинства жилья паре молодоженов: «Высокие потолки, пол из твердой древесины, повсюду оригинальный молдинг и тишина, тишина. Из этих окон даже можно видеть Ист-Ривер». Костюм у агента канареечно-желтый. Молодожены, пожалуй, похожи на тех, которых я фотографировала несколько дней назад на Эспланаде. Воспоминание чуть исказило воображаемую картинку, но я знала, что к чему. Еще я знала, что три дня прошли без меня и что впереди долгий путь.
Я не видела никаких следов пребывания Пин Си, пока не добралась до кухни: пивные банки «Пабст блю риббон», фольга, измазанная чем-то вроде буррито, «Нью-Йорк таймс» от 2 февраля. Я написала список всего, что мне нужно, и прилепила стикер к столу: «Имбирный эль, крекеры с фигурками зверушек, пепто-бисмол». И еще: «Убирай за собой весь мусор после каждого визита! Вычеркивай дни!» Я предположила, что Пин Си заканчивал переговоры или составлял планы какого-нибудь видеопроекта, но еще не взялся за реальную работу. У меня было именно такое ощущение.