Мой голос за тебя

Джей не мог спать. Перед сном он сосредоточенно работал над текстом Ская. «После этого все вернется на круги своя».

— Все вернется, — повторил Джей громко.

Скай писал отлично, и Джей почти ничего не правил в статье. Но был бы не прочь выбросить ее в мусорную корзину. Ко всем чертям.

Телефонный звонок раздался спустя день после дебатов.

— Мэдди, у тебя есть минутка? — каким-то дрожащим голосом спросил Хэнк.

Никогда прежде он не интересовался, не занята ли она. Он был уверен, что все счастливы общаться с ним в любое время суток.

— Ну, да, конечно. А что случилось, Хэнк? — спросила она, присев на каменный уступ перед семифутовым металлическим забором и прислонив к ноге шест. — Разве тебе не пора спать?

Было десять тридцать вечера. Она сидела в одиночестве и полной темноте — хоть глаз выколи, — одетая в черный спортивный костюм из собственной линейки и подходящую к нему бейсболку. Рыжие волосы Мэдисон собрала в хвост и протянула его в отверстие сзади.

— Кажется, у меня сердечный приступ, Мэдди.

— С чего ты взял? — равнодушно спросила она.

— Я сильно потею, мне трудно дышать. И сердце бьется с перебоями.

По его речи было слышно, что он расстроен, южный акцент стал более заметен — так всегда случалось, когда он нервничал. Но она не ощущала никакой реальной опасности. То же самое происходило, например, когда он купил эту треклятую хоккейную команду.

— Может, у тебя и нет приступа, раз сердце все-таки бьется. Правда, я не специалист. Вызови врача.

— Нет. Мне надо поговорить с тобой. Пожалуйста. От звука твоего голоса мне становится легче.

Мэдисон вздохнула:

— О-о-о-кей. Ну, ладно. А чем ты занимался до этого, Хэнк?

— Я смотрел на себя. На собственную физиономию, изображенную на маске для Хэллоуина. До чего же уродливо!

— Ой, Хэнк, да выбрось ты эту гадость!

— Ну кому понадобилось наклеить мое лицо на резиновую маску, точно в фильме ужасов?!

— Наверное, у тебя приступ паники. Советую сесть спокойно и подышать в бумажный пакет.

— Нет, ну кто этим занимается? Маска с чьим-то лицом — это что, смешно?

Мэдисон уже открыла рот, но не знала, что сказать.

А Хэнк продолжал:

— Вот что я подумал, Мэдди: никто бы не стал делать такого, если бы не был уверен, что на эту штуку найдется много покупателей. И что стряслось с людьми? Они что, с ума посходили? Меня это вовсе не радует.

— Вряд ли они стремились тебя порадовать.

— Я на такое не подписывался!

— А по-моему, именно на такое ты и подписался. Такие вещи — неотъемлемая часть работы политика, — сказала она. — В ней много неприятностей, Хэнк.

Мэдисон прекрасно знала, что дело, собственно, не в маске. Средства массовой информации, прежде восхищавшиеся Хэнком и величавшие его «истинным сыном народа», после дебатов наперебой язвили на его счет. «И это ваш новый лидер?» — гласил один из заголовков. Подобное отношение к Гудфеллоу очень быстро воцарилось в общественном мнении.

— Да, это верно, — сказал Хэнк, вздохнув. А потом вдруг прошептал заговорщицким тоном, будто сообщал страшный секрет: — А знаешь, Мэдди, я и правда ни черта не смыслю в Ближнем Востоке.

— Знаю, — улыбнулась Мэдисон. Она любила его, что поделать.

— Или в экономике.

— И это знаю.

— Видит бог, я понимаю, как зарабатывать деньги, как играть на бирже, как руководить своим бизнесом. Но большая экономика? Политика?

— Знаю.

— Я бы мог научиться всему этому. Люди любили бы меня. Черт, они меня уже и сейчас любят. Я бы справился с этим, как и со всем прочим, если бы постарался.

— Я знаю.

Он молчал и молчал, и Мэдисон уже подумала, что связь оборвалась.

— Черт возьми, это стало бы для меня катастрофой, — тихо сказал он наконец. — Даже не знаю, что страшнее — выиграть и провалиться или… Это было бы ужасной катастрофой. Даже если это правильный шаг…

Она прекрасно понимала, что он имеет в виду под «правильным шагом» — выход из гонки. Теперь ей следовало вести себя как можно более осторожно.

— Послушай, Хэнк, — медленно произнесла она, — есть много способов сделать это с легкостью. И я знаю людей, которые помогут устроить все без сучка и задоринки. И даже не придется…

Телефон отключился — она разговаривала сама с собой. Но такая беседа — уже прогресс. Обернувшись, Мэдисон посмотрела на северный портик Белого дома, залитый светом. «Что ж, закрепим успех», — подумала она. Ограду собирались нарастить вдвое, но, поскольку пока ее высота еще оставалась прежней, миссис Гудфеллоу была уверена в своих силах. В юности она прекрасно лазала по деревьям — босоногая и в легком ситцевом платье, забиралась на огромный дуб, росший во дворе.

Права на ошибку у нее не было: неудача обернулась бы огромным конфузом. Мэдисон включила камеру — видеозапись не помешает — и установила штатив прямо за оградой. Пару лет назад, на Рождество, когда они всей семьей собирались в ежегодную поездку в Альпы, Генри показал ей, как пользоваться этой штуковиной, и Мэдисон увлеченно снимала сына, катающегося на сноуборде.