Мой осенний Лондон… Холодное утро, когда люди, выходя из своих иномарок, поднимают воротники плащей, глубже закутываются в тоненькие вязаные шарфики… Ароматы DKNY повсюду, DKNY и есть Лондон для меня… Donna Karan New York… Осенний Бостон… Чужие земли не дают мне покоя, бередят, черт возьми, сердце. Терпкая горечь желто-красных листьев на мокром асфальте… Слегка небритые молодые люди с взъерошенными от ветра волосами, похожие на Бэкхэма… дорогая небрежная одежда, точеные серебристые часы, шляпа… черные перчатки и начищенные сапоги. Лондон. City. Big, beautiful city… with fresh breath of bridges and heavy-green grass…
Rain is in my autumn. Wings of newspapers… «The Guardian» and «The Times» are in small shop. И повсюду – мягкая музыка English Language.
По тротуару идет, чуть хромая, молодой человек в светло-коричневой куртке и такого же цвета брюках. Брюки какие-то охотничьи, что ли? Или американские? Они заправлены в кожаные сапоги. На лице мужчины трехдневная щетина.
Он направляется в банк. Там, меняя доллары на рубли, одним локтем облокотившись на полку, глядит по сторонам. Взгляд – глубокий, странный, изголодавшийся по лицам и впечатлениям, будто старается охватить все предметы сразу. Глаза темные – зеленые или карие.
Идет по проспекту. Смотрит в небо, щурится от яркого солнца, подставляет лицо ветру. Задирает голову и любуется новыми зданиями, вывесками, машинами. Стук сапог по сухому асфальту. Клумба с красными, белыми, желтыми цветами. Втягивает носом воздух.
Я иду, и мне хочется вырвать из себя менталитет. Взять руками, и выдрать – с корнем, окончательно, навсегда. Как бы ни говорили, а менталитет – ужасная вещь. Это то, что достается человеку от предков, от всего народа, да-да. И это чувство – повиновения и преклонения – это все вышло оттуда, из истории: сначала монголо-татарское иго, потом – коммунисты…
Иногда мне хочется умереть, иногда – жить. Все слишком сложно. Все ужасно сложно. Но мой менталитет, наверное, все-таки претерпевает некоторые изменения, довольно, я думаю, странные изменения… Например, в магазине я люблю покупать аристократические вещи вроде немолотого кофе (в зернах), дорогие конфеты… французский хлеб… финскую сметану, сыр с огромными дырками, настоящий сыр… Хотя что плохого в том, если бы я купила, скажем, наш, русский хлеб? Не знаю. Но это так. Хотя, может быть, это вовсе не менталитет, а просто моя ханжеская, лицемерная сущность. А когда я умру, то пусть в день X не будет этой мрачной музыки, хорошо? Пусть играют, например, Backstreet Boys или Rixanna, а то мне станет так грустно, что я расплачусь, а всем станет страшно, так что пусть они или кто-нибудь другой, но только чтобы не мрачно, ладно?
– Ксень, а иногда мне кажется, что я хочу стать учителем. Нет, вернее, преподавателем, – говорю я как-то Ксении, а мы в это время сидим на балконе. – В Сорбонне, например. И это ощущение постоянного присутствия Парижа, города, который многое изменил во всеобщем устройстве мира – мне кажется, это делает человека более стойким и красивым. Не находишь? Или где-нибудь в Швейцарии или Монако, на мосту через старую реку, иметь свою лавку, скажем, ювелирную, и самой делать украшения? Или сделать в каком-нибудь графстве – Гемпшир или Йоркшир – такое, знаешь, подобие библиотеки, но чтобы можно было, читая книгу, заказать себе что-нибудь выпить или съесть. Чтобы стены там были из темного дерева, чтобы библиотекарь был наполовину официантом и лишь наполовину – библиотекарем?.. Чтобы вдоль стен были стеллажи с книгами величайших мировых писателей, пусть даже неизвестных, но такое, чтоб задевало за душу, а? Чтобы там можно было получить ответы на все вопросы, можно было бы сидеть и думать, сколько вздумается, о смысле жизни. И чтобы какой-нибудь маленький мальчик или девочка, приходившие сюда множество раз на протяжении всего своего взросления и ставшие потом знаменитыми личностями, смогли бы сказать, что они были воспитаны на культуре, которую пыталась создать русская девчонка здесь, в Англии, и которая так и не смогла найти ее там, в России?.. Я верю, что сила – она вот здесь, в этих руках, – я показала ладони. У меня в это время даже слезы появились на глазах, от этой небывалой силы. – И все это я могу сделать. Только бы не потерять это ощущение всемогущества и власти над своей жизнью, да, Ксень? Я верю, что я живу не для того чтобы работать в этих нудных офисах, иметь машину, дом, отпуск один раз в год, потом – мужа и детей, а потом – внуков и вязаные носки… Может быть, если я хочу, мне стоит попытаться осуществить мою мечту как-то изменить запрограммированное всякими нормами и устоями существование?.. А?..
Ксюха слушала…