Мой граф

   И он бросил ее. И она упала. После чего встала на колени и поцеловала его, пока он стоял на страже ее добродетели у кровати.

   – Ну, довольно соблазнения, – проворчал он, когда она развязала и сняла с него шейный платок. – Игра была прелестной, и ты доказала твою правоту в том, что я не могу устоять перед тобой и, в сущности, теряю голову, видя тебя обнаженной, но теперь хватит.

   Но она не обратила внимания на его слова – в любом случае было понятно, что Грегори тоже желает ее, – и принялась за шнуровку рубашки со строгой миной школьной учительницы.

   – Если мы собираемся испортить наше долгое знакомство – я бы не осмелилась назвать это дружбой, – то вполне можно сделать это наиприятнейшим из всех возможных способов.

   – Я же сказал тебе, Пиппа, хватит…

   Нет, не хватит. Пока нет. Он все еще слишком сдержанный, слишком владеет собой. Он видит насквозь всю ее игру, и пока что риск себя не оправдал.

   Поэтому она опять поцеловала его, и ей как-то удалось стащить с него рубашку. При этом ее обнаженные груди потирались о его грудь до тех пор, пока он не капитулировал, но ее стратегия возымела действие.

   А когда он отказался спустить панталоны, она инстинктивно поняла, что надо повернуться к нему спиной, поднять руки к груди и вжаться задом ему в живот. Если и это не заставит его раздеться, то она уж и не знает, что еще ей сделать.

   Хотя, пожалуй, у нее имеется парочка идей…

   Наверняка есть много способов соблазнить Грегори, и она намерена выяснить, каковы они. Она не остановится, пока не найдет тот, что подействует.

   Она обхватила его руку, массирующую ей грудь, и с каждым вращением таза чувствовала, как он капитулирует чуть больше, пока наконец вновь не повернулась лицом к нему. Затем Пиппа без труда расстегнула ширинку и спустила панталоны. И тут же отвлекла его новыми поцелуями, на этот раз в окаменевший живот.

   Какой же это был приятный способ хоть немножко взять верх над Грегори.

   – Боже, ты убиваешь меня, – пробормотал он, когда его вздыбленная плоть вырвалась на свободу. – Прекрасная, бесподобная.

   От этих слов сердце Пиппы смягчилось, но только чуть-чуть, потому что в его голосе она услышала такое…

   Такое чувство.

   Что происходит с тем надменным Грегори, которого она знает?

   Она боялась, что слишком увлекается. Но не успела подумать что-то еще или поцеловать его куда-то еще, как он дернул ее за локоть вверх. Не сильно, но твердо.

   И теперь уже Грегори поцеловал ее, а не наоборот. Поцелуи его были сдержанными, дразнящими, и, когда она потянулась, чтобы дотронуться до него, он отвел ее руку.

   – Я позволял тебе думать, что ты имеешь преимущество, – прошептал он. – Приготовься усвоить урок.

   – Вот уж не думаю, – возразила Пиппа, но испугалась. Между ног у нее было горячо и мокро. Грудь томилась в ожидании ласк, а рот жаждал приглашения его языка.

   Голый, как в день своего появления на свет – и более привлекательным Пиппа его еще никогда не видела, – Грегори забрался к ней на кровать и потянул ее на себя. Пиппа приземлилась ему на грудь, и он пригвоздил ее, обхватив ногой под коленками. Секунду спустя он перекатился, и она оказалась под ним.

   Пиппа попыталась оттолкнуть его, но он держал ее крепко.

   – Нет, – сказала она. – Ничего у тебя не выйдет.

   – О, в самом деле? – Он скептически вскинул бровь.

   – Да.

   – Не двигайся, – приказал Грегори.

   Как будто Пиппа могла. Ее ноги были в крепком, надежном плену. Он протянул руку вправо и взял бокал с вином, капельку которого затем влил в углубление пупка.

   – Я же сказала, что ничего не выйдет. – Но втайне Пиппа трепетала от его действий.

   Грегори обвел языком крошечную лужицу бордово-красного эликсира, при этом поглаживая бедра Пиппы. Она приподняла живот ему навстречу, желая большего. То, что он делал с ней… это была пытка, утонченная, изысканная пытка. Наконец он слизал вино языком и стер остатки губами.

   Это придало поцелую, которым он приник к ее губам, дополнительной сладости. Его твердый мужской торс накрывал грудь, ноги твердо удерживали ее ноги, и он подцепил левое колено локтем и высоко поднял его. Плоть Пиппы обнажилась, как никогда прежде, и она ощутила, как сильный трепет превратился в глубокое эротическое наслаждение, когда его пальцы стали играть с нежными складками, пробегая по ним легкими, как перышко, прикосновениями, которые сводили ее с ума.

   Когда он при этом еще и втянул одну грудь в рот, легонько посасывая, Пиппа застонала от удовольствия, настолько сильного, настолько неожиданного и в то же время такого правильного.

   Кусочек рая.

   Кто еще, подумала она. Кто еще кроме Грегори?

   Ей хотелось большего.

   – Я буду вне себя, если ты остановишься, – пригрозила она. – Не советую доводить меня до такого состояния.

   Но он остановился. Он прекратил все, сел на корточки и взял в изножье кровати свой шейный платок.

   Сердце Пиппы колотилось как бешеное, между ног было влажно, а груди покалывало и холодило воздухом.

   – Что ты хочешь с этим делать?

   – Завяжу тебе глаза, – сказал Грегори. – Ты будешь чувствовать меня, но не будешь видеть.

   – А нельзя просто задуть свечи?

   Он усмехнулся:

   – Тогда я не смогу видеть тебя.