Мои южные ночи

Буря за окном рвалась и грохотала по-прежнему. Ибрагим отодвинул мою руку, сжал ее. И в эту секунду мы впервые заглянули друг другу в глаза. Ты не романтик, я знаю, так что придется тебе просто поверить мне на слово – в этот момент мы с ним любили друг друга так, как никто еще меня не любил и как я никого не любила. Я чувствовала это всем сердцем, всем телом, всей душой. Я знала об этом мужчине все, и он знал меня всю – и все равно любил. Я отчетливо понимала, что никогда больше не встречу в жизни такого чистого, такого бескорыстного, такого всеобъемлющего чувства, и тем острее осознавала, что нам с ним придется расстаться. Мы заигрались в свои роли, упустили свое время – оно ушло, утекло сквозь пальцы, и мы стали другими, разошлись по разным дорогам. И как же больно мне было осознавать, что это – последний раз, когда мы с ним вместе. Что я выйду из этого здания другим человеком, прежняя жизнь для которого будет уже невозможна, но и новой, новой жизни – с ним – я не обрету.

Знаешь, нет ничего больнее, чем жалеть об ушедшем времени, чем понимать, что счастье твое было однажды в руках, но ты упустил его – то ли от страха, то ли по легкомыслию. Потому что в такие моменты ты осознаешь, как безнадежно стар, что ничего уже никогда не будет в твоей жизни – лишь несбывшиеся воспоминания о том, что могло бы быть, все те же круги по воде, все те же вечные обороты ленты Мебиуса и страшные закоулки зеркального коридора.

Пошатываясь, я встала с постели, и Ибрагим придержал меня за локоть, помог устоять на ногах.

– Прощай, – прошептала я, прикоснувшись к краю его одежды.

Он же медленно покачал головой и возразил:

– До свидания. Ты еще придешь ко мне во сне. Снова.

И от его слов меня насквозь прошило болью, острой и безжалостной, словно сердце мое проткнули насквозь.

Я вышла из его кабинета, ничего не видя перед собой из-за застилавших мне глаза слез, спустилась по лестнице. На улице в лицо мне ударил свежий, омытый дождем ветер. И я поняла, что буря улеглась, что из-за гор снова выглянуло солнце и веселые лучи его рассыпались медяками в каждой луже, в каждой повисшей на листьях лип капле. Уже у самой машины я обернулась и в приоткрытом окне увидела его темный силуэт. Я не стала махать ему или делать какие-то другие, чудовищно пошлые жесты. Я просто взглянула на него в последний раз, а затем отвернулась и села в машину. В бардачке взорвался трелью забытый мною мобильник. Я достала его, посмотрела на экран и поняла, что мне звонит он – тот человек, весточки от которого я так ждала. Ради которого и торчала все это время в Сунжегорске, ожидая, что он все-таки смилостивится и найдет мне какое-то место в своем аппарате. Да нет же, конечно, не на это я надеялась, а на то, что он позовет меня остаться, признает, что я в его жизни хоть сколько-нибудь важна.

Это был ты. Впрочем, ты, конечно же, давно догадался, о ком я так завуалированно говорю. Ты, ты звонил мне наконец сам, вероятно, для того, чтобы снова втянуть меня в какие-то свои блудни, интриги, политические дела, а затем безжалостно вышвырнуть. Даже не вышвырнуть, нет, просто горделиво отвернуться, не удостаивая меня объяснениями.

Знаешь, в тот миг вся эта история, вся моя прежняя жизнь показалась мне такой пустой, такой нелепой и ненужной, что мне, как и в то далекое утро в поезде, стало как-то смешно и радостно. То, что еще недавно выглядело таким сложным, таким запутанным, мучительным и важным, оказалось просто как дважды два. Я знала, что теперь, когда ощутила силу любви Ибрагима, я никогда уже не обернусь в сторону этих мелких, грязных и глупых страстей. Мне теперь знакомо было высшее счастье – быть любимой. А все остальное было не важно.

Я сбросила звонок, зашвырнула телефон подальше и ударила по газам. В тот день я уехала из Сунжегорска.

– Вот так, друг мой, все и было. Теперь ты понял, почему я тогда пропала, перестала выходить на связь? Я вроде бы все объяснила, хоть и в своем стиле, путано и многословно. Вижу, моя история тебя сильно задела. Нет, прошу, не начинай сейчас уверять меня, что хитрый мулла опоил, окурил меня каким-то зельем и тем самым подчинил себе. Не рассказывай мне о том, сколько подобных шарлатанов изловили твои люди. Я ведь знаю тебя, я вижу, что ты поверил мне, вижу по твоим глазам. Я слишком хорошо тебя знаю, дорогой, в этом и беда. Мы с тобой как этот горный сель. Несем друг другу лишь хаос и разрушение, намертво блокируя дороги, по которым нам суждено идти. А я знаю теперь, что настоящая любовь бескорыстна, она не подчиняет тебя, не запирает в ловушке, не требует ничего – она открывает тебе все пути и все дороги на свете. И знаешь, мне от души хочется пожелать тебе, чтобы ты когда-нибудь ее испытал. Не ко мне, нет, это дело прошлое, законченное и забытое. Но к какой-нибудь другой женщине, которой суждено будет растопить твое сердце – сердце воина и политика.