Мои южные ночи

– Вы ничего не знаете про мою Буню, – ответила я, терпеливо выслушав эту речь. – Может быть, то, что вы говорите, справедливо для овчарок вообще. Но Буня любит меня, именно меня, без меня она не сможет. Да, я виновата, что оставила ее. Но я найду ее, можете быть уверены. Найду и заберу!

И Тамара Андреевна пожала плечами:

– Что ж, желаю удачи. Только не удивляйся, если она тебя не узнает.

Я развернулась, спустилась с крыльца и пошла прочь. Мне уже ясно было, что здесь мне больше делать нечего, эта бездушная сука уже передала куда-то мою девочку. Перепродала, поместила в служебный питомник, отдала на дрессуру… Это мне пока было неизвестно, но я твердо знала одно – я не опущу рук, найду Буню, чего бы мне это ни стоило.

* * *

Я просыпаюсь от того, что в коридоре, за решеткой моего вольера, грохочут шаги. Глаза открывать не хочется, как будто бы так я снова смогу попасть в тот странный мир, в котором оказываюсь лишь ночью. Там есть бескрайние просторы, длинные дороги, по которым можно бежать куда вздумается, синее небо, вода, которая холодит нос, если сунешься мордой, по воде плывут облака, и я пытаюсь вцепиться в них зубами, но лишь фыркаю и отплевываюсь. А главное – там есть Она, моя Любимая. Она валит меня на начинающуюся пробиваться траву, целует, щекочет и кусает за ухо, словно мой несмышленый брат. Но я не злюсь. Ее прикосновения вызывают во мне бешеный восторг, я так счастлива, мне так хорошо, как уже никогда не будет в жизни. И я не кусаю ее в ответ, нет. Я целую ее, ее светлые глаза, ее лысую морду, мою самую нежную и прекрасную хозяйку на свете, которую я люблю больше своего бытия.

Я помню ее запах, тепло ее лап. Она – мое солнце, и воздух, и облака над рекой. Ничего этого не осталось, когда не стало ее. И иногда мне кажется, что все это было только в ночном мире. А днем моя жизнь всегда была такой, как сейчас.

Гремит замок, кто-то отпирает дверь моей клетки. Я рычу, забившись в угол. Входит Серый – так я его называю, потому что на нем всегда пухлый костюм серого цвета: его не прокусишь, даже если вцепиться зубами и повиснуть всем телом, я пробовала.

– Ну-ну, – говорит Серый. – Не ворчи. Завтракать пора. – Он ставит в угол жестяную миску с кормом. – Давай ешь, и пойдем тренироваться.

Серый на самом деле еще ничего. Лучше, чем Синий. Тот ненавидит меня, бьет жесткими рукавицами по морде, а когда я наброшусь, валит на землю и зажимает так, что мне кажется, я сейчас задохнусь. Я тоже его ненавижу. Представляю себе, как однажды кинусь на него, улучив момент, и сомкну зубы на его горле. А потом вырвусь на свободу и полечу к своей Любимой. Если смогу ее найти в этом дневном мире. Если она вообще когда-то в нем существовала.

Но самые черные моменты в моей жизни наступают тогда, когда приезжает Другая. Та самая женщина в пятнистых штанах, которая украла меня, отобрала у Любимой. Ее я ненавижу сильнее всего. И если бы только мне дали волю, я бы разорвала ее зубами и когтями. Но сделать этого я не могу.

– Привет, Найда! – говорит она мне.

И это имя я тоже ненавижу. Поначалу я не хотела отзываться на него, и тогда она наказывала меня, а потом снова и снова тренировала, делала так, чтобы эта кличка прочно отпечаталась у меня в мозгу. Чтобы я забыла, что когда-то меня звали по-другому. Но я помню, помню, потому что во сне Любимая называет меня Буней.

Тамара – так обращаются к ней Синий и Серый – выводит меня на тренировки. Крепко держит за поводок и отдает команды. Мы стоим с ней посреди площадки, и вдруг откуда-то сбоку, из-за укрытия, появляется Синий. Он ведет себя странно: машет руками, приседает, издает странные звуки, – и все это постепенно приближаясь ко мне.

Поначалу я никак на него не реагировала, просто смотрела с интересом, не понимая, что это он такое затеял. И тогда он подбирался ко мне поближе и начинал дразнить, злить, коротко хлестать по морде рукавицей. И Тамара, стоявшая рядом, подзадоривала меня, кричала:

– Фас! – и дергала за ошейник.

И я начинала злиться. Сама не понимала, что со мной происходит, но глаза у меня вдруг заволакивало красным, кровь начинала стучать в ушах, зубы сами собой оскаливались, и в голове оставалось только одно: Синий – враг, я должна броситься на него и разорвать на клочки.

Теперь я уже не жду, когда он начнет хлестать меня рукавицей, начинаю рычать, как только он появляется на площадке. И когда Тамара отдает команду и отпускает меня, я изо всех своих овчарочьих сил лечу за ним. Догоняю, валю на землю, клацаю зубами у горла, но прокусить его толстый костюм не могу. Он борется со мной, и каждый раз, когда я все же начинаю побеждать, Тамара меня оттаскивает и говорит:

– Молодец, Найда!

Почему она меня хвалит? Зачем ей нужно, чтобы я злилась? Ведь мне было гораздо лучше, когда я никого не ненавидела, когда любила все вокруг: солнце, и землю, и воду, и, конечно, мою Богиню. Значит, все это было неправильно? Значит, быть злой и жестокой – хорошо?