Мой летний эротический роман

— Господи, Вероника!.. — то ли с назиданием, то ли с разочарованием произносит Мэтт.

Отпускает меня. Падает поперек кровати.

И почти сразу засыпает.

Глава 24

«Господи, Вероника…»

Это как понимать? Что он имел в виду? Что мне вообще сейчас делать?..

Стою посередине номера. Темно, только свет уличного фонаря падает из окна на застеленную кровать и полуобнаженного недвижимого Мэтта.

Номер огромный. Кровать кинг-сайз, отдельная зона с диваном и столом, возле которого нахожусь я со спущенными трусами. Во мне начинает зарождаться хохот.

Вот уж лишение невинности! Если напишу об этом в книге, читатели скажут, что такого не бывает. Как же мне смешно! Зажимаю себе рот ладонью, чтобы не разбудить Мэтта.

Я в изумительном, на вид жутко дорогом, платье. Впервые в гостинице, да еще такой шикарной. С невероятным мужчиной, который неистово меня желает. Ну все же чудесно складывалось! Оставалось одно — завершить начатое. Но и здесь я умудрилась облажаться.

На этом веселье заканчивается, и наваливается тоска.

Натягиваю белье, поправляю платье, которое теперь мне кажется вызывающе коротким.

Я беру со столика пластиковую бутылку с водой, распахиваю полупрозрачную штору до пола и с ногами залезаю на широкий подоконник. Улица такая тихая, безлюдная, будто это и в самом деле средневековый замок. Полная белая луна цепляется за крыши домов, касается холодным светом кромки редких облаков. За деревьями поблескивает река.

Откупориваю бутылку и машинально делаю несколько глотков. Хорошо, что я весь вечер цедила воду — в голове почти ясно. Но все равно не могу понять, что я чувствую. Мне не плохо, но как-то пресно на душе. Когда я ночью сижу дома на подоконнике, во мне тотчас же начинают рождаться образы, а сейчас — пусто.

Если бы между мной и Мэттом все случилось, сейчас он бы так же дрых на кровати, а я сидела бы на подоконнике, и мне тоже было бы пресно. Точно не то состояние, которое я мечтала испытать после первой близости с мужчиной. Так что все к лучшему.

Допиваю бутылку и оставляю ее на подоконнике.

Сейчас, вероятно, мне надо уйти. У нас с Мэттом уже было неловкое утро после сцены в ванной, достаточно.

На ощупь нахожу сумочку возле двери, надеваю туфли и оглядываюсь. Мэтт ворочается во сне, устраивается на боку и снова затихает. Подговариваю себя побыстрее улизнуть из номера, а сама при этом разуваюсь и на цыпочках подкрадываюсь к кровати. Ложусь рядом с Мэттом, повторяя изгибы его тела, но не касаясь их. И на миг мне кажется — я словно по-настоящему проживаю этот момент — что это наша с Мэттом обычная ночь. Мы вместе, и засыпаем рядом. Это так приятно…

Я просыпаюсь от тяжести его руки, переброшенной через мою грудь.

Лежу, почти не дышу.

Я уснула рядом с Мэттом. Да блин…

Уйти ночью — хороший был план! Черт знает, в каком настроении Мэтт проснется. Каким вообще он теперь будет? Властным директором издательства или безбашенным музыкантом? А может, я увижу его с какой-нибудь третьей стороны — Мэтт-с-похмелья, — и мне это совсем не понравится? Да и как нам вообще теперь общаться? Нужно уходить.

Но так хочется до него дотронуться! Уткнуться носом в плечо…

Нет уж.

Очень, очень осторожно, как в игре «Дженга», снимаю с себя его руку, перекладываю на кровать. Спит, даже не шелохнулся.

Какое-то время сижу и смотрю на него. Сложно отвести взгляд, он словно намагничен. Неужели я действительно влюбилась? Впервые в своей жизни. Вот так, по-настоящему…

Силой воли заставляю себя подняться с кровати, оборачиваюсь — и вижу свое отражение в зеркале.

О-о-о-о…

Помятая, с гнездом спутанных волос, темными кругами под глазами от осыпавшейся туши. Медленно, тяжело выдыхаю. Беззвучно беру из шкафа гостиничные тапочки и белоснежный халат и выскальзываю в ванную.

Как непривычно, когда все не свое… Зато здесь есть даже крохотный тюбик зубной пасты.

Чищу зубы, ватной подушечкой вытираю круги под глазами, затем раздеваюсь и захожу в душевую кабину. Все такое красивое, чистое, блестящее! Включаю тропический душ, и на меня обрушивается теплый, ласковый водопад. Я подставляю под него лицо, улыбаюсь… И сквозь шум улавливаю, как открывается дверь ванной. Потом открывается дверь душевой.

Я машинально прикрываю грудь ладонями.

Передо мной появляется Мэтт. Из одежды на нем — только тонкая золотая цепочка с крестиком.

Мэтт смотрит на меня пристально, без улыбки. Не могу понять, что означает его взгляд.

Хочу сказать: «Доброе утро», но горло словно сковало от волнения. Смотрю на Мэтта во все глаза, как на привидение.

Он входит в душевую кабину, закрывает за собой дверь.

Оглядывает меня с ног до головы, затем делает шаг под душ, оттесняя меня к стене, и подставляет лицо под струи воды. Фыркает, трясет волосами, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь.

Мэтт протягивает ко мне руку — я невольно вжимаюсь в холодную стену, но он только берет с полки гель для душа, вспенивает его на ладонях, моется, глядя мне в глаза. Такие простые, привычные для него движения. Будто он постоянно принимает душ передо мной. Это будоражит.