– Скандал играет на руку нашим противникам, – продолжала мисс Вордсворт, – поэтому во время нашей первой встречи я настоятельно советовала вам уважать доверие, которое мы вам оказали, несмотря на то что стипендию вы получаете от политической организации.
Слова начальницы долетали до Аннабель как бы издалека.
– Меня исключают, – произнесла она.
Лицо мисс Вордсворт на мгновение смягчилось.
– Нет. Но с сегодняшнего дня вы временно отстраняетесь от занятий.
Аннабель подавила горький смешок. «Отстраняетесь от занятий…» На деле для нее это означало, что придется вернуться в деревню, в дом кузена. Как бы безобидно ни звучали слова ректора, для Аннабель они означали крушение мечты. Даже если изгнание лишь временное, у девушки не было родового поместья, куда она могла бы удалиться. В данный момент у нее не было ничего.
Аннабель старалась держаться прямо. Как будто таким образом надеялась избежать краха.
– Нельзя ли узнать, когда меня восстановят?
Мисс Вордсворт покачала головой.
– Мы проведем расследование. Обычно оно завершается в пользу студентки, когда слухи уже улягутся.
Аннабель достаточно разбиралась в слухах. И ей было совершенно ясно, что происшествие не забудется в течение многих лет. Она была арестована и заключена в тюрьму, она, безродная девушка, которую некому защитить…
Аннабель не помнила, как добралась до дома, поднялась по узким, скрипучим ступенькам. Она долго стояла в дверях и смотрела на крошечную комнатку. Узкая кровать, узкий письменный стол, маленький шкаф, в котором помещались ее немногочисленные вещи. Четыре месяца у нее была своя комната. Трудно представить, что скоро все это закончится…
Сквозь струйки дождя, стекавшие по окну ландо, Себастьян едва различал серые очертания Букингемского дворца. Зрелище навевало на него тоску. Когда пройдут выборы и его брат вернется домой, он непременно отправится в отпуск. Куда-нибудь в уединенное и теплое место. Греция. Черт, нет! Только не Греция…
Монтгомери понял, что королева не в духе, едва вошел в апартаменты ее величества. Ее плотная фигура казалась напряженной, словно мышеловка, готовая вот-вот сработать. Враждебность королевы ощущалась даже на расстоянии, и это не могло не тревожить.
– Сначала все эти фермеры и Хлебные законы, – произнесла ее величество, кинув язвительный взгляд на его последний отчет, – теперь вы настаиваете на том, чтобы Биконсфилд как можно чаще выступал на публике – в ратушах! Не удивлюсь, если дальше вы посчитаете необходимым предоставить избирательное право рабочим.
– Такого предложения вы не найдете в моей концепции, ваше величество.
– Впрямую нет, – сказала она язвительно, – но, полагаю, все к тому идет. Подумать только! Выступать в ратушах! К тому же Биконсфилд с его телосложением никак не сможет придерживаться предложенного вами чудовищного расписания.
– Значит, я пребывал в заблуждении, – ответил Себастьян, – полагая, что если он баллотируется на пост премьер-министра, то вполне способен общаться со своими избирателями.
Как только эти слова вылетели у него изо рта, Монтгомери понял, что они прозвучали чересчур саркастически. Он поражался сам себе. Самообладание покинуло его, да еще на важном стратегическом совещании с королевой. Ее величество казалась не менее удивленной. Ее глаза сначала расширились, а потом сузились, превратившись в холодные щелки.
– Учитывая, сколь много поставлено на карту для страны и для вас лично, я думала, что вы, как никто, заинтересованы в победе на этих выборах, – произнесла она.
Монтгомери медленно выдохнул.
– Я заинтересован. То, что я предлагаю, – лучшая стратегия для победы.
– Ваша стратегия вполне может обеспечить победу в выборах, – согласилась королева, – но это не будет победой партии.
– Не понимаю, ваше величество.
– В победе тори мало пользы, если де-факто партия перестанет быть партией тори.
Он никогда не понимал желания идти к победе окольными путями.
Королева встала, Монтгомери тоже поднялся, и она принялась расхаживать перед ним с сердитым видом.
– Я считала вас человеком с твердыми принципами. Теперь же вижу, что результат вы ставите выше принципов. О нет, мы не потерпим оппортуниста в своих рядах.
Себастьян сжал кулаки за спиной.
– И все же ни одно из моих предложений не идет вразрез с моими принципами.
Королева замерла. Она медленно повернулась к нему, что привело бы в ужас менее сильного человека.
– Значит, все хуже, чем мы думали, – холодно сказала она. – Так вы, оказывается, либерал, Монтгомери.
С таким же успехом она могла назвать его предателем. Они смотрели друг на друга с разных концов зала, настороженно пытаясь угадать, как поведет себя противник.
Когда королева заговорила снова, ее тон был ровным.