Мой любимый шотландец

В качестве штаб-квартиры комитет использовал комнаты в одном из пустующих особняков Люциана. Джулиан Гринфилд предложил свою помощь, стремясь загладить вину, потому что хотел возвращения Хэтти к пятничным семейным обедам, но вместо него она выбрала Закари. Ее брат, который вечно будет винить себя за то, что хранил от нее секреты, вызвался с удовольствием. Он даже потеплел к Люциану, когда Хэтти сошлась с ним снова.

– Мы все еще работаем над критериями этических вложений, – сообщила Хэтти мисс Паттерсон.

Молодая женщина заинтересовалась:

– И как же вы это делаете?

– В настоящий момент мы тесно общаемся с квакерской общиной Оксфорда – мы заметили, что они не вкладывают в компании, связанные с производством оружия или торговлей оружием.

– Я заинтригована, – призналась мисс Паттерсон. – Начинала я с хлопка, и, возможно, мой опыт вам пригодится.

Глаза Хэтти округлились.

– Вы из тех Паттерсонов, которые занимаются текстилем?

– Была, – прошептала Айоф, – пока не вступила в профсоюз рабочих своего отца.

В этой фразе заключалась целая история, и Люси тоже ее уловила. Она вылезла вперед.

– Не желаете ли примкнуть к движению за избирательное право для женщин?

– Чего я действительно желаю, так это знать, возможно ли исцелить язвы общества с помощью той же системы, которая их вызвала, – призналась Айоф Бирн. – Реформа или революция, вот в чем вопрос.

– Она мне нравится, – восхитилась Люси. – Хэтти, где ты ее нашла?

Хэтти ощутила за плечом знакомое присутствие, обернулась и встретила спокойный взгляд Люциана. Он поднял карманные часы.

– Пора говорить речь, – напомнил он. – У тебя пять минут.

Сердце Хэтти пропустило удар. Она едва не забыла, как дышать. Ей довелось учить химии целый класс женщин. Она смотрела в дуло пистолета. Сейчас на ней ее любимый наряд: очаровательная шляпка и облегающее элегантное платье из фиолетового атласа, отделанное бархатом и расшитое жемчугом. Речь будет потрясающая!

Люциан склонился ближе, дразня ее ароматом мыла для бритья.

– Тебе что-нибудь нужно? – прошептал он. – Может, стакан воды?

В идеально пошитом темно-синем сюртуке, облегавшем его ладную фигуру, муж был чертовски хорош.

– Спасибо, – ответила Хэтти с улыбкой. – У меня есть все, что нужно.

В его глазах вспыхнула радость. Люциан скользнул взглядом по цветку чертополоха, приколотому к ее корсажу.

– Представитель китайской миссии попросил представить его тебе.

– Да неужели?

– Я уведомил его, что пара известных ваз вернулась к нему благодаря содействию моей жены.

Между ними разлилась тихая радость. Люциан и Хэтти стояли рядом, соединив сердца и мизинцы, всего год спустя после их первой встречи в Челси. Хаос первых дней знакомства отступил, они научились любить друг друга, их новый союз дарил обоим ощущение тепла и безопасности. Они все еще казались странной парой – разная внешность, разное воспитание, разный темперамент. Тем не менее на палитре художника два противоположных цвета считаются взаимодополняющими. Высокий контраст создает сильное впечатление, и они смотрятся особенно удачно, когда находятся рядом.

Хэтти нахально вложила руку в ладонь Люциана.

– Я – оранжевый на твоем синем фоне, – заявила она.

Он нежно сжал ее пальчики.

– Моя сумасбродная девчонка!

– По одиночке мы с тобой прекрасны, – пояснила она, – но вместе – просто великолепны!

Примечание автора

Несчастный случай, в результате которого погибла семья Люциана, был навеян аварией на шахте Хускар в Силкстоуне в 1838 году, которая в числе прочих подобных способствовала принятию Закона о рудниках и угольных шахтах. Похоже, больше всего общество тогда волновало, что женщины работают в штольнях практически голыми, и дружественная шахтерам газета «Лейбор Трибьюн» писала: «Женщина, привыкшая к подобному труду, вряд ли способна надлежащим образом выполнять домашние обязанности или создавать мужчине уют». Некоторое время люди ездили на шахты и снимали женщин в брюках, потом продавали фотографии, и шахтеры стали получать процент с продаж. Женщины-шахтеры держались за свою работу и уклонялись от исполнения закона, потому что им нужно было кормить семьи. Во многом они стали воплощением противоречия между идеальной женщиной Викторианской эпохи (ангел в доме) и реальной, которой приходилось заниматься физическим трудом, чтобы выжить.