Мой мальчик

– Да, правда. – Правда, правда. Он почти ни о чем другом не думал с самого Нового года – конечно, у него было немного пищи для размышлений, кроме слова «Рейчел», смутного воспоминания о море темных вьющихся волос и массы глупых фантазий, в которых фигурировали семейные пикники, дети, сентиментально преданные тещи и огромные гостиничные кровати. И теперь он испытывал большое облегчение оттого, что сможет ее кому-то показать, пусть даже увидит ее только Маркус, и пусть даже слова, которыми он описал свое к ней отношение, не вполне соответствовали реальности. Он хотел, чтобы Рейчел была его женой, любовницей, центром мироздания; понятие «подружка» предполагало, что они будут встречаться время от времени, что она будет вести своего рода независимое существование вдали от него, а он хотел совсем другого.

– А как ты это понял?

– Как я это понял?

– Да. Как ты понял, что хочешь, чтобы она стала твоей подружкой?

– Не знаю. Просто нутром почувствовал. – Именно нутром он это и почувствовал. Не сердцем, не головой, даже физическое влечение тут было ни при чем; почувствовал именно нутром, которое тотчас сжалось и не могло переварить ничего более питательного, чем сигаретный дым. Если и дальше питаться одними сигаретами, так и исхудать недолго.

– Ты ее видел только однажды? На Новый год?

– Ага.

– И этого было достаточно? Ты понял, что хочешь, чтобы она стала твоей подружкой, прямо тогда? Можно мне еще пятьдесят пенсов?

Уилл рассеянно дал ему один фунт. В тот вечер с ним и вправду что-то произошло, но последней каплей, переполнившей чашу и повергшей его в состояние полной эйфории, была фраза Роберта, которому Уилл позвонил несколько дней спустя, чтобы поблагодарить за вечеринку. «Ты понравился Рейчел», – сказал Роберт, и, хоть это не гарантировало им счастливого будущего, Уилл был на вершине блаженства. Взаимность довольно сильно стимулирует воображение.

– Значит, по-твоему, не важно, сколько времени ты знаешь девушку?

– Ну, я не эксперт в этой области. – Уилл рассмеялся над фразой Маркуса и над его хмурым видом, который одновременно и соответствовал и противоречил сказанному: всякий, кто может с таким профессиональным видом рассуждать о премудростях ухаживаний, – наверняка малолетний «профессор любовных наук».

– Но я, в первый раз встретив Элли, не понял, что хочу, чтобы она стала моей подружкой. Это случилось позднее.

– Видимо, это признак зрелости.

То, что Маркус всерьез увлекся Элли, было для Уилла новостью, и он внезапно понял, к чему этот разговор клонился с самого начала.

– Ты хочешь, чтобы Элли стала твоей подружкой?

– Ну да. Конечно.

– Не просто другом?

– Ну… – Маркус вставил фунтовую монету в автомат и нажал на кнопку «Один игрок». – Я как раз собирался спросить тебя об этом. В чем тут, на твой взгляд, принципиальные различия?

– Ты смешной, Маркус.

– Я знаю. Мне часто об этом говорят. Но мне все равно. Просто ответь мне на вопрос.

– Хорошо. Ты хочешь к ней прикасаться? Это первое отличие.

Маркус продолжал взрывать монстров на экране и, похоже, не обращал внимания на умствования Уилла.

– Ну?

– Не знаю. Я подумаю. Продолжай.

– Это все.

– Все? Что, всего одно отличие?

– Да. Маркус, я надеюсь, ты слышал о сексе? Вообще-то, это важно.

– Знаю, не дурак. Но не верится, что больше нет никакой разницы. О, черт. – Маркуса убили в очередной раз. – Потому что я не знаю, хочется мне прикасаться к Элли или нет. Но я все равно хочу, чтобы она была моей подружкой.

– Хорошо, а что бы тебе хотелось изменить в ваших отношениях?

– Мне бы хотелось проводить с ней больше времени. Я хочу быть с ней все время, а не так, периодически. Мне хочется избавиться от Зои, потому что я хочу, чтобы Элли была только моей. И я хочу рассказывать все ей первой, до всех остальных, даже раньше, чем тебе или маме. И я не хочу, чтобы у нее был еще друг. Если бы все было так, как я хочу, уже не имело бы значения, смогу я к ней прикасаться или нет.

Уилл покачал головой, но Маркус не заметил, потому что неотрывно смотрел на экран игрового автомата.

– Поверь мне, Маркус, ты меня еще поймешь, потому что не всегда будешь так думать.

Но позднее тем вечером, дома, слушая музыку, которую он обычно слушал в таком состоянии, – музыку, которая находила в его душе больное место и давила на него, – он вспомнил слова Маркуса. Да, ему хочется прикасаться к Рейчел (в фантазиях про огромные гостиничные кровати фигурировали, конечно, и прикосновения), но сейчас, думал он, будь у него выбор, он согласился бы на меньшее и одновременно на большее – на то, о чем мечтал Маркус.