Глава 34
В конце концов, жизнь – она как воздух. Уилл в этом больше не сомневался. Ее невозможно избегать или держаться от нее на расстоянии, и в данный момент ему не оставалось ничего, кроме как жить этой жизнью, дышать ею. То, как люди умудряются набрать ее в легкие и не поперхнуться, было для него загадкой – ведь в ней же полно всякой всячины. Такой воздух – хоть жуй.
Он позвонил Рейчел из квартиры Фионы, пока та была в ванной, и на этот раз трубку взяла Рейчел.
– Ты ведь и не собиралась приходить?
– Ну…
– Да?
– Да. Я подумала… Я подумала, тебе это пойдет на пользу. Я сделала что-то ужасное?
– Кажется, нет. Наверное, это действительно пошло мне на пользу.
– Ну вот видишь.
– Но впредь…
– Впредь я буду приходить, если пообещаю прийти.
– Спасибо.
Он рассказал Рейчел про Маркуса и Элли и обещал держать ее в курсе. Как только он положил трубку, позвонила Катрина, мама Элли, и поговорила с Фионой, а потом Фиона позвонила Клайву, а потом перезвонила Катрине, чтобы предложить подбросить ее до Ройстона, а потом Уилл съездил домой за машиной, и они поехали к дому Элли.
Пока Фиона заходила за мамой Элли, Уилл сидел в машине, слушал «Нирвану» и вспоминал «День дохлой утки». Что-то в происходящем напоминало ему тот день; царило то же ощущение непредсказуемости, неуправляемости и хаоса. Главное отличие состояло в том, что сегодняшний день не был таким же… таким же приятным. Не то чтобы попытка самоубийства Фионы сопровождалась необузданным хохотом и весельем, но просто тогда он не знал никого из них и ему не было до них никакого дела, поэтому он мог одновременно с ужасом и отстраненным интересом наблюдать, в какой бардак люди превращают свою жизнь по собственной воле, или по несчастью, или по обеим причинам вместе. Но он перестал быть сторонним наблюдателем и теперь больше волновался из-за того, что бедному Маркусу приходится сидеть с ненормальной девчонкой в полицейском участке какого-то городишки – приключение, о котором Маркус, наверное, забудет еще до следующих выходных, – чем из-за тогдашней попытки самоубийства матери того же мальчика, память о которой, вероятнее всего, не покинет Маркуса до конца дней. Ему уже стало казаться, что не важно, чувствуешь ты что-то или нет: так или иначе, твоя реакция будет неадекватной.