Мой маленький Советский Союз

Как-то, стоя в кухне спиной к окну, я услышала странный шум, будто кто-то грузно плюхнулся на пакет с осколками стекла, который стоял у нас на балконе. Оглянувшись, я успела заметить промелькнувшую тень. Она была большой и не могла, следовательно, принадлежать птице. А между тем пронеслась буквально по воздуху, словно не касаясь перил.

Ничего не поняв, я после минутного замешательства вышла на балкон.

Пакет с осколками действительно был опрокинут, но на балконе не было не души. Я стала смотреть вниз и увидела выбегающих из подъезда, сбивающихся в кучу соседей.

– Вор, у ваших соседей был вор! Он перескочил на ваш балкон, а потом перебрался на лестничную площадку, – сказала со своего балкона жившая с детьми и внуками пожилая интеллигентная женщина по фамилии Константинова, обычно молчаливая. Она была прямой, как палка, и со мной без экстренной надобности никогда не заговаривала, мы даже и не здоровались.

Ах, вот, значит, в чем дело… Ну и ну!

И я понеслась вниз.

Там-то и выяснилось, что муж Константиновой заметил приоткрытую дверь в квартиру отлучившихся на дачу соседей, с которыми у нас был общий балкон, и, сунувшись туда, спугнул вора. Бывший военный офицер, Константинов кинулся к себе домой за пистолетом, из которого он обычно салютовал на Новый год, и, вооружившись, крикнул на ходу, чтобы вызывали милицию, а потом сбежал вниз, надеясь перекрыть вору выход.

Поступок, конечно, смелый, не каждому по плечу.

Но и вор был не лыком шит.

Предусмотрев такой поворот, он сиганул на наш балкон и, пробежав по нему, каким-то образом сумел переместиться на лестничную площадку другого подъезда и уже оттуда спустился вниз. (А может, и не спустился – спрятался где-то в доме.) Причем все это он успел провернуть еще до того, как Константинов занял внизу свой пост с пистолетом.

– Ну где же он? – недоуменно спрашивал потом этот полковник в отставке, поглядывая на меня с подозрительностью. И другие соседи тоже спрашивали. И тоже смотрели как-то подозрительно. А жена Константинова, стоявшая тут же со сжатыми губами и непроницаемым лицом, молчала.

– Ведь вы же видели, что он, пробежав через наш балкон, перелез дальше, – сказала я.

– Нет, я ничего не видела, – ответила Константинова. – И вообще, у меня давление, я плохо вижу. Костя, я ухожу. Может, пойдем уже?

Да-да-да, я понимаю, у взрослых – некоторых взрослых, да что там темнить – у большинства! – дружбы не бывает и человек человеку волк.

Константинова предусмотрительно отказалась от своих слов, чтобы не фигурировать в деле в качестве свидетеля.

Прибывшая милиция обошла все квартиры, разыскивая вора, который и в самом деле мог пересидеть у кого-то из соседей, припугнув их. Но никого не обнаружила. И так впоследствии и не нашла. Да и не старалась.

В нашей квартире милиция тоже побывала и, разумеется, никого там не увидела, но соседи еще долго судачили о том, что, вор вероятно, прошел через нашу квартиру, что я впустила его, запуганная им. По мнению соседей, он не мог так быстро и ловко перебраться в другой подъезд – это, мол, невозможно физически.

Я хорошо усвоила – взрослые люди приветливо здороваются, гладят тебя по головке, говорят тебе и друг другу приятные слова, и иногда даже вполне искренне. Вполне искренне даже помогают иногда. Но случись что посерьезней, и большинство вспомнят про то, что у взрослых людей дружбы не бывает.

Присматриваясь к тем, кто в глубине души полагал, что человек человеку волк, хотя, может быть, и утверждал обратное, как того требовала настойчиво проводимая идеологическая линия, я заметила, что больше всего среди них людей с мещанской, или, как говорили раньше, мелкобуржуазной психологией. Те, кого, должно быть, в двадцатые – тридцатые годы называли нэпманами. А историю КПСС я знала по вузовскому учебнику, который прочитала весьма внимательно, взяв, никем прежде не открываемый, с полки отдела истории и обществоведения в нашей районной библиотеке.

Там же я раскопала материалы Двадцатого съезда партии, из которых с некоторым удивлением узнала о культе личности Сталина, которого считала мелким партийным деятелем, так как почти не встречала в печати его имени.

Хотя материалы шокировали, честность и энтузиазм партии во главе с Хрущевым глубоко удовлетворили меня. Так же как ее честность и энтузиазм, смелость и бескомпромиссность, проявленные впоследствии к самому Хрущеву, который на каком-то этапе своей государственной карьеры тоже уклонился, забыв, что руководитель в государстве трудящихся – слуга народа.

В материалах Двадцатого съезда я нашла упоминание о некой ошибочной статье Сталина про то, что по мере развития социализма классовая борьба не уменьшается, как можно было бы думать, а, напротив, разгорается все сильнее. И что вроде бы эта ошибочная, вредная теория и сподвигла его на идущее по нарастающей выискивание всяческих врагов. Как я ни старалась разыскать саму статью, ее нигде не было.

И тогда, подавив нетерпение и желание въесться в тему поглубже на основе всех имеющихся фактов, я принялась фантазировать.