Мой маленький Советский Союз

– Я понимаю, что анекдот был идиотский. Но ведь смешной, – осторожно возражала Лариса, глядя мне в глаза непонимающим, чистым и при этом нисколько не виноватым, добродушным взглядом. И лучше бы она этого не говорила – себе же дороже!.. Ведь знала, что потом, когда компания разбредется, я буду не меньше двух часов читать ей мораль об умения думать над тем, над чем смеешься.

Как-то мы пошли с ней в зоопарк, взяв с собой нашу невоспитанную овчарку Тому.

Тома наделала своим появлением у вольера с тигром, который сразу кинулся на нее, такой переполох, что отовсюду набежала толпа, среди которой Лариса чувствовала себя как рыба в воде. Она тут же перезнакомилась с работниками зоопарка, и вскоре те уже предлагали ей бесплатно ежедневную порцию мяса для собаки. Разумеется, это была шутка. Но мне такая шутка не показалась невинной. Я усмотрела в ней бездумную нечувствительность к фактам казнокрадства на территории зоопарка. И Лариса, вздохнув, выслушала от меня очередную лекцию. А я, сердито сопя, подумала, что, наверное, нам и вправду не хватает войны, раз уже даже Лариса подвержена этому всеобщему флеру легковесности.

Я часто замечала, что люди становятся более задумчивыми, погруженными в себя и в то же время возвышенными, когда с ними случается какая-нибудь нешуточная беда. А если страдания очищают душу от наносного в ней, то, может быть, печаль полезнее радости?

Из этих соображений печальные люди привлекали меня больше, чем радостные, – они казались мне глубже. Более того, я не раз ловила себя на мысли, что втайне радуюсь некоторым случающимся с людьми неприятностям, если последние как-то просветляли их.

Но чем я тогда отличалась от товарища Сталина с его репрессивной машиной? Не исключено, что он начинал с тех же мыслей.

Так что же делать, боже мой, что же делать, как не поддаться этой обманчивой легкости, ввергающей душу в омут забвения?

Точного ответа на этот вопрос я не знала.

Я знала только, что люди могут быть такими, как Данко из рассказа Горького.

Прочитав легенду о Данко в «Старухе Изергиль», я была так потрясена, что выучила ее наизусть и пересказала потом слово в слово одной девочке из нашего двора. Я думала, что такие слова не могут оставить безучастными ни одну душу, после них человек уже не сможет быть прежним. И действительно, у девочки, когда она, притихнув, слушала меня, было такое нежное, чистое, благородное лицо. И мы в тот день как-то по-хорошему провели время, взобравшись на акацию и рассказывая друг другу разные случаи из жизни на каникулах. Она даже в какой-то момент, придвинувшись ко мне ближе, склонила голову ко мне на плечо, от чего стало хорошо до небывалости. Но день пролетел, и я по прошествии еще нескольких узнала, что эта девочка распускает обо мне какие-то сплетни.

Но горше всего было обнаружить, что на ипподроме, где Лариса занималась конным спортом, на который мне не удалось записаться из-за страхов моей матери, образовался филиал того самого поселка Епифань Тульской области, где люди непрерывно пили и гуляли. Вокруг моей подруги так и вились норовившие распустить руки, ждущие своего часа, настойчиво к нему идущие молодцеватые парни из числа конюхов и некоторых спортсменов. А что Лариса? Она, смеясь, умела всякий раз оставить их с носом. Но всегда ли так будет? У меня прямо сердце ныло в груди, когда я проникалась этой развитой в моем воображении картиной с очень несчастливым концом. И я умоляла Ларису перейти на какой-нибудь другой вид спорта.

Но я, конечно, знала, что Лариса крепкий орешек в отношениях с противоположным полом, хоть о нас с ней одно время ходили слухи, будто мы чуть ли не девицы легкого поведения.

Механизм формирования столь далекого от истины нелестного общественного мнения раскрылся для меня в один из самых неладных дней моего детства.

Вместо потерявшего актуальность вопроса о моем дурном влиянии на Ларису вдруг всплыл вопрос о тлетворном влиянии Ларисы на меня. И всплыл он в мозгу моего отца, внезапно активизировавшемся под действием каких-то только ему ведомых причин. Было это в ясный сентябрьский день, я училась тогда в седьмом классе.

Летя, как обычно, к Ларисе вниз по лестнице, я еще сверху услышала ее звонкий, раскатистый смех, на который порой подтягивались, неведомо зачем, окрестные мальчишки. Так повелось, что Лариса, завидев меня, вскидывала руку вверх и, помахав ею, указывала направление, а потом мы, сорвавшись, бежали, чтобы встретиться в некой точке. (Как знать, не идем ли мы и сейчас навстречу друг другу по линиям, пересекающимся где-то там, в математической бесконечности?) Мальчишки оставались далеко за спиной, да, собственно, они и не помышляли о том, чтобы кинуться вслед за нами.

Но в тот злополучный день, выйдя из подъезда, я застала Ларису рядом с Герой Позовым. Они стояли чуть поодаль, у входа на площадку.

Небывалое дело – тот самый Позов, никогда не хаживавший вблизи нашего дома, каким-то образом забрел к нам во двор и, склонившись к уху Ларисы, что-то рассказывал с присущим ему ироничным, таинственным видом.