Мой маленький Советский Союз

А так ли уж ошибался товарищ Сталин в теории? – думала я. То, что он предпринял на основе теории ошибочные, да что там говорить – просто мерзкие шаги, репрессировав цвет тогдашней партии, еще не говорит о том, что исходная его мысль была ложной.

Если поглядеть вокруг, то в нашу эпоху развитого социализма сам дух социализма практически сошел на нет, растворившись в растущей в геометрической прогрессии вместе с ростом благосостояния людей мелкобуржуазной психологии. Если в двадцатые – тридцатые годы встречались отдельные нэпманы и кулаки или даже классовая прослойка нэпманов и кулаков, то теперь нэпманами стали практически все. Образовался класс нэпманов. Причем этот класс незаметно эксплуатировал оставшуюся прослойку честных людей и благодаря своей массовости стал почти не видим, как серое – на сером.

Если так продолжится и дальше, то в дальнейшем произойдет контрсоциалистическая революция и общество – страшно подумать! – вновь вернется к капитализму. Более того, этот перманентный контрреволюционный процесс уже идет, более того, он уже близок к тому, чтобы выплеснуться наружу, и тогда буржуазия сможет спокойно взять в руки и государственную власть. Ведь души людей и так уже под контролем!

Итак, по мере развития социализма растет благосостояние трудящихся. А благосостояние вызывает зацикливание на материальных благах, будит и усиливает желание обладать большим. Прежнее горение духа сходит на нет, и появляются поколения тех, кто тлеет, точнее, копит и коптит, коптит и копит…

Поэтому действительно, чем дольше развивается социализм, тем больше у него врагов. Врагами и в самом деле становятся все.

Все падают!

И страдают от своего падения!

Повсюду даже невооруженным взглядом видны признаки этого скрытого страдания.

Люди работают спустя рукава, игнорируют политические новости, предпочитают поменьше знать, поменьше читать, поменьше мыслить. Они только укрепляют собственные гнезда, словно это их мини-государства, где они хотели бы укрыться в уюте и заведенном ими порядке от всего большого и сложного, такого непонятного, такого, но их представлениям, противоречащего. Но и это их не может удовлетворить, и многие в России нещадно пьют.

Какой же из этого выход? Ликвидировать мелкую буржуазию как класс?

Или, может быть, конфисковать у всех излишки собственности?

Или в срочном порядке понизить уровень жизни, переведя всех на карточную систему?

Отправить всех на войну, дабы в предсмертном поту отлетела шелуха?

Нет, мы пойдем другим путем: мы просто выделим и усилим главное – идеологическую основу. Ибо это она, а не экономика, должна править балом.

Раз по мере обращения к материальному падает духовность, духовная составляющая партийной работы должна приобрести исключительное значение.

Чем лучше мы живем в материальном плане, тем чище и ярче должен гореть дух настоящих коммунистов. Теперь их значение возросло в разы. Все честные люди должны стать коммунистами. А лучшие из них – возродить традиции комиссарства.

Комиссары должны собственным примером показать отступившим от былых идеалов согражданам всю красоту Человека с большой буквы, который, по определению, и есть убежденный коммунист.

Именно красота духа должна пробудить уснувшие человеческие души!

Все эти мысли я изложила в виде газетной статьи – первой в своей жизни – и отослала в «Комсомольскую правду» и «Вечерний Тбилиси».

Где-то с полгода, раскрывая свежие номера этих газет, которые наша семья традиционно выписывала вместе с журналами «Здоровье» и «Работница», я всякий раз так и обмирала. Казалось, вот сейчас раскрою и увижу свои, безусловно, правильные мысли в сопровождении комментариев какого-нибудь старшего, мудрого товарища.

Но ничего такого не последовало.

Больше всего я расстраивалась, когда бездумность и потребительская психология просачивались в тех, кого я считала людьми чистыми и благородными. Порой в этом смысле меня огорчала даже Лариса, с которой я втайне чувствовала себя немного наставником ввиду своего старшинства.

Несмотря на то что в играх и прочих составляющих внешней жизни Лариса была настолько безусловным лидером, что про нас ходили слухи, усиленно поддерживаемые Аппатимой, будто я нахожусь у своей подруги чуть ли не в рабстве, в вопросах внутреннего я была по отношению к ней настоящим деспотом.

Стоило ей хохотнуть в компании, услышав анекдот про Брежнева, как я, отозвав ее в сторону, гневно спрашивала:

– Ты что это, опять, да?… Объясни, пожалуйста, что ты нашла смешного? Разве ты не знаешь, что над такими шутками зубоскалят только идиоты?

Но Лариса не могла объяснить. Она просто улыбалась своей открытой, немного ироничной улыбкой, предназначенной всем сразу. Меня она слушала пусть и не возражая, но рассеянно, словно только и ждала, когда я успокоюсь и отпущу ее обратно, туда, где рассказывают что-то еще веселое.

– И вообще, тебе не кажется, что эта компания слишком примитивная. Давай потихоньку прощаться с ней, – говорила я сердито.