Мои Милфы

Очнулся на тротуаре, среди оживленного потока людей, странных, они все были в яркой, но старомодной, одежде. Сзади было здание, похожее на один из павильонов ВДНХ, но с вывесками на иностранном языке. Попытался оглядеть себя, но не смог. Успокоившись «это сон», подумал, почему все вокруг, как декорации в старом фильме.

«Это не мой сон». – понял я.

Рядом стоял мужчина, как будто что-то его подсвечивало изнутри медово-красным светом, такой цвет я недавно видел. Где?

Ему около шестидесяти, но крепкое, хоть и не крестьянское, телосложение сорокалетнего и очень черные глаза, такого же цвета, копна волос. Рядом девочка, лет десяти-двенадцати. Я бы не узнал Миранду, если бы не лодыжки. Такие же, только тоньше, идеальной круглый формы, «глазированные» чем-то невидимым, как защитой от передаваемого напряжения от остальных частей тела.

Я попал в прошлое! – подумал и понял, в какое и куда. И почему? Все правильно, все сработало правильно. Здесь, тогда, что-то такое случилось, здесь была «кроличья нора».

***

– Дочь? Подружка? – подмигнул таксист в зеркало.

– Внучка. Никому не говори, окей?

– А, внучка! Ну даешь, папаша!

– Спасибо. Я дедушка.

– Ага. А что за акцент? Ты из Атлантиды что ль?

Миранда чувствовала сильную злобу, не знала почему. Она первый раз услышала речь настоящего барселонца-испанца, точнее так: вообще настоящего испанца, и та ей показалась жутко уродливой, как будто слова не проговаривались, а проквакивались-прокрикивались. Но, дело было не в самих словах, наверное. Тогда в чем!? Может в этом дедушкином «никому не говори».

– Из Советской России. – сказал дедушка.

– А… – протянул таксист. – Советы! Сибирь, Гулаг, Сталин, матрешка.

Удивительно, но уродливо произнесенные русские слова показались Миранде куда приятнее, чем речь на испанском.

– Похоже. – усмехнулся дедушка.

Миранде снова стало не по себе, что дедушка так ответил. Она хорошо помнила, как он взгрел Витьку во дворе за то, что тот неправильно ответил на вопрос о командующем Вторым Белорусским фронтом. Витька, не подумав, ответил «Жуков», хотя это бы Рокоссовский. А тут дедушка стал совсем другой, как будто, он стал ниже таксиста. Какого-то таксиста… и дедушка! Большой человек в ее стране.

Миранда решила дальше не слушать разговор, тем более, что отвлечься было чем. За окном мелькали картинки, будто перед глазами пролистывали заграничные журналы. Вывески, люди в странной и, в основном, красивой одежде, здания и вообще цвета. Это напомнило Миранде, как в начале показа фильма на проекторе, снимают защитную вставку с линзы, серые очертания становятся яркими картинками. Тут так же. Пять часов назад, в Москве, все было серое, а тут все стало живым и ярким.

Спасибо, спасибо дедушка! – искренне сказала она на русском и сжала его руку.

– О-ла! – снова подмигнул таксист в зеркало, и это еще больше не понравилось Миранде. – Слушай, друг? А это точно внучка? А, хороши!? – тот показал руками, как будто, взвешивал что-то на ладонях.

– Ты руль держи. – сказал дедушка, но опять, почему-то опустил глаза, как будто ему стало стыдно.

«Ему что, стыдно, что я его внучка!?» – подумала Миранда. И от этой мысли стало тяжело дышать, а рука дедушки вдруг показались липкими, а волосы на них такими жестким, как будто она трогала шерсть свиньи. Постаралась отвлечься на «журналы» за окном, которые теперь не мелькали, а тянулись. Они доехали до центра города, попали в то, что Миранда узнала по картинкам в учебнике напротив фразы «конжестион эн ла карретера», которая ей всегда казалась особенно певучей.

Раньше она пробок никогда не видела. И не поняла, почему в учебнике, диалог о пробке был явно с негативным подтекстом: – Тут на светофоре пробка! – О, нет, не может быть. Ты скоро!? – Да, какое тут скоро…

Что в пробке плохого!? Можно рассматривать все вокруг, к тому же неприятный таксист больше к ним не обращался и ничего не «взвешивал», открыл окно и разговаривал с другим таксистом, на противоположной стороне.

Ее поразили маленькие столики, стоявшие на тротуарах вдоль дороги. На каждом из них стояла банка с длинным носиком и блестящей ручкой, видимо с сахаром, а рядом серебристая штучка с салфетками. Сами предметы были не такими уж странными, но необычно было то, что они стояли прямо на улице, на столиках, вот так просто.

Позже, после возвращения в Москву, она сформулировала, что больше всего удивило ее в Испании. Нет, не коррида, не театр и даже не здания архитектуры Гауди. А туалет в аэропорту с садом внутри и столики с салфетками и сахарницами вдоль улицы.

За эти столики, пока они медленно ехали «эн ла карретера», садились люди, в основном пожилые, с газетами или журналами, заказывали кофе или еще что-то в маленьких рюмочках, возможно коньяк, выпивали, читали и обращались к прохожим. Вот, просто так сидели, пили кофе, читали и разговаривали со случайными людьми.

Неужели здесь так можно!? – с удивлением, подумала она. И это был радостный момент. Миранда почувствовала, что ей такого не хватало в Москве: людей, которые могут садиться за столики на улице, пить кофе, разговаривать, читать газеты.