Мои Милфы

Дедушка, главред «Правды», с которым здоровались люди на улице, когда они шли по Калининскому, а он отвечал только сдержанными кивками!? Ее дедушка, который смог остановить строительство спортивного центра, напротив их дома, чтобы тот не заслонял вид с балкона на Замоскворечье. Ее дедушка, который побывал в стольких странах, когда никто не мог этого сделать, даже министры… который дал ей все, что…

И тут, он унижается… нет, не унижается, пытается рассмешить, понравиться что ли!? Лебезит! Вот, что он делает! Слово, которое она ненавидела, подходило лучше всего. Ее дедушка лебезит, именно… перед каким-то старичком-таксистом. А тот отвечает, чуть пожевывая губами, как скупой бросает хлебные крошки воробьям изредка и помалу.

А может быть, это со мной что-то не так!? – опять подумала Миранда, но быстро затолкала эту мысль подальше, благо они опять въехали в центр города, и за окном продолжилось переворачивание «журнальных страниц».

В гостинице стало легче и лучше. Персонал учтиво обращался на «правильном» испанском, брались во всем помогать, не шутили по поводу нее или того, откуда они приехали. А главное, дедушка стал прежним. Да и сама гостиница Миранде очень понравилась, она раньше не бывала в таких.

Разместившись, они поднялись в ресторан на крыше, где в дальней стороне, располагался бар на широком балконе с видом на город. День заканчивался, и сумерки в Барселоне показались Миранде не такими, как в Москве и очень понравились. В Москве все становилось чуть серым, потом немного лиловым, а дальше, почти сразу, черным. А тут небо окрасилось в персиковый, потом в медовый, пока не стало красно-шоколадным.

– Как красиво! – сказала она.

Они сидели за столиком, дедушка пил коньяк, а ей взял молоко со взбитыми сливками и очень красивый необычный десерт, что-то вроде пахлавы, только с большим количеством фруктов и какой-то патокой, которая все их склеивала, не давая развалиться. Острые грани искусно нарезанной клубники, киви розочками, банановые пики – стояли ровно и плотно, как постройки средневековой крепости.

– Да, красиво… – сказал дедушка.

Он смотрел на вид с балкона, но по взгляду она поняла, что его мысли далеко. А ей хотелось поговорить с ним по-настоящему. Начать с таксиста, рассказать, как сидела и о чем думала у холодильника и о том, какой язык здесь, а какой она учила в школе. Главное, объяснить, обсудить, что она, в какой-то момент, почувствовала себя чемоданом, забытым, ненужным. И еще ей хотелось сказать про голову тети Руанды, размалеванную, как у циркового актера в ненастоящем бродячем цирке.

«Жаловаться собираешься?» – сказал внутренний голос.

Миранда передумала, не стала ничего говорить, продолжила смотреть, как небо из молочного шоколада превращается в темный, ожидала, что оно станет совсем черным, но такого не произошло, то осталось шоколадом с красноватым оттенком. Допила молоко, съела сливки, но так и не тронула десерт, не хотелось разрушать такую красоту. Хотя, дело было в другом. Глупость конечно, но ей казалось, что если она разворотит фруктовые башенки, то одновременно и окончательно сломается что-то настоящее, что еще осталось от ее мечты.

Что-то не то происходило и с дедушкой. Хоть он, по журналистской привычке, умел пить, хотя никогда не злоупотреблял алкоголем, сейчас быстро выпил целую бутылку коньяка и теперь сидел, подставив руку под голову. Больше не смотрел на вид с балкона, а куда-то под стол.

Миранда подумала бы, что он сильно пьян, если бы когда-то видела его таким.

– Что с тобой? – спросила она.

Дедушка не ответил, отвел руку от головы, и та чуть не упала. Повернулся, как в замедленной съемке, посмотрел на нее. Его взгляд был ужасным. От черных глаз остались белесые круги, как у рыбы, которая, сдохнув, долго пролежала в воде.

– Пойдем спать. – сказал он через какое-то время, когда Миранда уже начала бояться, что, вдруг, у него случится инсульт или что-то такое.

Худшее ждало ее в номере. Миранда почти заснула, почти забыла все неприятности сегодняшнего дня, даже разочарование начало разбавляться чем-то тягучим «это жизнь, в ней все не совсем так, как представляешь». Но тут в ее комнату вошел дедушка.

– Я так… так… – сказал он, сбиваясь, садясь рядом, на кровать.

Больше всего ее поразил сильный крепкий запах спирта, в сочетании с другим сильным запахом. Старости! Бессилия! Она иногда чувствовала такой у их соседа, бывшего военного, но опустившегося и пьющего, до срока, постаревшего. Такой запах, как будто в пакете хранили еду, которая там испортилась. Ту вытряхнули, но остался запах испорченной еды, пакета и хуже всего – пустоты, запах опустившейся старости.

Такой запах сейчас был у ее дедушки.

– Я виноват. Я сделал все не так. Совсем… теперь я понимаю это! – он привалился к ней, а Миранда подумала: «Лучше не слушать. Лучше сразу заснуть».

И действительно, от заплетающейся растянутой речи деда, почти заснула. Но, даже сквозь сон, слышала то, что он говорил. Признание!